Наивная смерть - Робертс Нора

– Это наша обязанность.

– А что вы можете сказать? – рассердилась Мирри. – Что вы можете сказать такой женщине, как Лисси? Она думает, что он будет ждать ее дома, когда она вернется с работы. А он не будет ее ждать. Ни сегодня, ни завтра… никогда. И что вы ей скажете?

Мирри со вздохом поднялась на ноги:

– Вы ни в чем не виноваты. Хотела бы я свалить всю вину на вас. Если бы это вы были виноваты, я могла бы хоть наорать на вас. Вы можете передать Лисси, вы можете ей передать, как я ей сочувствую? Если я чем-то могу помочь… хоть чем-нибудь… я все сделаю.

Лиссет Фостер работала помощником редактора в небольшом издательстве с офисом в средней части города. В анкетных данных, которые раскопала Пибоди, указывалось, что ей двадцать четыре года, родилась на Мартинике, переехала в Нью-Йорк и поступила в Колумбийский университет. Единственным пятном на ее биографии было задержание за употребление алкоголя в девятнадцатилетнем возрасте. Ее отпустили на поруки и заставили отработать на общественных началах.

Мать Лиссет проживала на Мартинике. Местонахождение отца установить не удалось.

– Ну, если уж зашел разговор об островах, – начала Пибоди, – как прошел твой отпуск?

– Хорошо, – ответила Ева. Неделя солнца, сна и секса. Чего еще можно желать? – А снег-то не тает, – заметила она.

– Да, обещают около четырех дюймов. Ты всерьез думаешь, что это жена?

– Идет в моем списке под первым номером. Среди подозреваемых мужья и жены всегда первые.

– Да, но они же практически новобрачные! Знаю, в первый год всякое случается. Привыкание, притирание и так далее, но яд? Подлое, коварное убийство на расстоянии. Если уж один из супругов разозлится на другого, исход обычно бывает более кровавым… в непосредственном контакте.

– Обычно. Если его завтрак был отравлен, откуда, спрашивается, взялся этот завтрак? Голосование единогласное: из дома. У жены был самый прямой доступ. С другой стороны, все в один голос утверждают, что убитый держал сумку с завтраком у себя в кабинете. С незапертой дверью. Он приходит рано, оставляет все свои вещи в кабинете и идет в фитнес-центр. Опять-таки прямой доступ для любого.

– А мотив? – вставила Пибоди.

– Помимо контрольного вопросника? Пока неясен. Может, свидетельница? Рэйлин Страффо – порождение чресл Оливера Страффо.

– Без балды? А что, у нее есть рога и хвост?

– Если есть, то хорошо спрятаны. – Ева побарабанила пальцами по рулю при мысли о Страффо. – Он мог бы прямо по телевизору выступать, разыгрывая заботливого папочку. Возмущение, тревога, забота и т. д., и т. п.

– А чего ж от него еще ждать? Ничего, послезавтра ты выступаешь в шоу у Надин. Можешь ответить ему по всем пунктам.

– Не напоминай! Ох уж эта дружба! От нее одни неприятности.

– Какая ты у нас нежная и сентиментальная, Даллас.

– И не говори, сама себе удивляюсь. – Прикинув шансы сумасшедшей нью-йоркской езды, прибавив к этому фактор снега, Ева свернула на стоянку в двух кварталах от издательства. – Я не стану рисковать и парковаться на улице, когда с неба валится все это белое дерьмо.

– Ничего, прогулка мне не помешает, – охотно согласилась Пибоди. – Я все праздники только и делала, что ела, а на День святого Валентина Макнаб наверняка подарит мне что-нибудь шоколадное, так что надо худеть с запасом. А что ты подаришь Рорку?

– Это с какой такой радости?

– Как с какой? На День святого Валентина.

– Да я только что разобралась с подарками на Рождество. – Выйдя из машины, Ева вспомнила, что запихала шарф в карман пальто, вынула его и намотала на шею.

– Так это было два месяца назад, а это День святого Валентина. День всех влюбленных. Ты должна подарить ему валентинку – такую карточку с сердечком – и какой-нибудь трогательный сувенир. Я Макнабу уже приготовила. Говорящая рамка для фото с нашими именами. Я вставила в нее нашу фотку. Ту, что его отец щелкнул на Рождество. Он сможет держать ее в своем закутке у себя в отделе. Рорку понравилось бы что-то в этом духе.

– Рорк и так знает, как мы выглядим.

Микролитражка с кузовом купе резко тормознула, ее занесло на самом перекрестке, пешеходы дружно осыпали ее отборной руганью.

Ева обожала Нью-Йорк.

– Кстати, о фотках, – продолжала Пибоди, – у меня есть новая порция от Мэвис. Ее малышка Белль во всех видах. Ты ее уже видела после возвращения?

– Нет, а что? Она уже хочет татуировку и кольцо в пупок?

– Да ну тебя! Она такая лапочка. У нее глаза Леонардо и рот Мэвис, а…

– Господи, помоги нам, если она унаследует от них и чувство стиля в придачу.

– Она мне улыбается каждый раз, как я беру ее на руки. – Глаза Пибоди, зажатые «бутербродом» между шарфом, намотанным по самый нос, и плотной вязаной шапочкой, надвинутой на самые брови, превратились в густой и сладкий шоколад. – Люди думают, я просто так треплюсь, но она и вправду мне улыбается. Она так быстро растет, и она…

Пока Пибоди распространялась о новорожденной дочке Мэвис, Ева прислушалась к музыке Нью-Йорка. Гудки, грохот, звуковая реклама над головой… Отрывистые разговоры, быстрые, как пулеметные очереди.

– Ну так что ты ей принесешь?

– Что принесу? Куда? Кому?

– Очнись, Даллас! Белль, кому же еще. Подарок.

– Какой подарок? – Всерьез озадаченная Ева остановилась посреди тротуара. – Почему я должна приносить подарок?

– Потому.

– Нет, с какого перепугу? Разве я не устроила смотрины детского приданого? Там было до фига подарков! Разве я не помогала ей рожать?

– Все так, но, когда навещаешь ребенка дома в первый раз, обязательно нужно что-нибудь подарить. Это традиция…

– Кто это придумывает? – Ева расстроилась не на шутку и ткнула пальцем в пухлое, как сбитые сливки, пальто Пибоди. – Я хочу знать, кто эти традиции изобретает? Это же безумие! Скажи мне, кто эти изобретатели, и я их сдам на психиатрическую экспертизу.

– Да ну тебя, Даллас, ты просто должна принести ей плюшевого мишку или яркую погремушку. Это так приятно и весело – покупать подарки детям.

– Черта с два. Знаешь, что весело? – Ева открыла дверь офисного здания. – Найти того, кто отравил несчастного учителя истории, вот как я понимаю веселье. Еще хоть слово о покупках, подарках, детях, валентинках и трогательных сувенирах, я тебе такого пенделя дам!

– Неделя отпуска пошла тебе на пользу, – вытянулась во фрунт Пибоди, когда Ева испепелила ее взглядом.

Ева повернулась на каблуках, прошла к посту охраны и предъявила жетон.

– Лиссет Фостер, – отчеканила она.

– Одну минутку, пожалуйста. – Охранник добросовестно проверил номер жетона и удостоверение личности. – Да, лейтенант, вы можете пройти. Лиссет Фостер… Фостер… Фостер… А, вот она. Работает в «Блэкберн паблишинг». Редакторский отдел. Это будет девятый этаж. Лифты справа от вас. Удачного вам дня.

– Да уж, денек выдался что надо. Уроженка Мартиники, – продолжала Ева, когда они вошли в лифт, где их встретила тихая, размягчающая мозги музыка. – Скорее всего, студенческая виза, может быть, рабочая виза. Вышла замуж за американского гражданина и тем самым получила «зеленую карту». [1] А теперь сохранит свой статус как его вдова.

– Чтобы получить «зеленую карту», есть способы попроще.

– Конечно, есть. Но, может, у них отношения не заладились, а развод меньше чем через два года аннулирует «зеленую карту». Может, по средам вечером он с Хэлливелл занимался не только учебой. У нее здесь работа, она хочет здесь жить. Ради этого можно убить. Не такая уж большая натяжка.

Они вышли из лифта и попали в маленькую приемную. За белой стойкой сидела женщина. На голове у нее была пара наушников, на лице – широкая приветственная улыбка.

– Добрый день! – сказала она с таким воодушевлением, что глаза Евы автоматически прищурились с недоверием. – Добро пожаловать в издательство «Блэкберн паблишинг». Чем я могу вам помочь?

– Лиссет Фостер.