Лицо света, лицо тьмы (СИ) - Малинина Маргарита
Итак, я вошла на кухню, где вокруг круглого стола светлого дерева уже сидели пять человек и пили кто ароматический чай, кто кофе. Запахи этих напитков смешивались с запахом свежевыпеченных булочек, лежавших в большой плетеной корзине в центре стола.
Пять пар глаз уставились на нас с очкариком.
5
Блондин, снова весь в белом, как на снимке, недовольно сморщился; брюнет, такой же лохматый, криво ухмыльнулся; пепельная блондинка, быстро мазнув меня взглядом, сделала вид, что не заметила моего прибытия, и тут же вернулась к блондину, которому с воодушевлением что-то до нашего появления рассказывала; брюнетка в татушках, увидев нас, испуганно расширила глаза (однако!); наконец, полноватая девушка с темно-красным цветом волос (на фото она была рыжее, видимо, перекрасилась) проявила самую нестандартную реакцию: вскочив из-за стола, полетела на меня! Я в страхе отшатнулась, но, как оказалось, зря: она бежала, чтобы меня обнять.
– Элка, ты смогла! Как я рада!
Тоже обняв ее в ответ, я уставилась в ее лицо инквизиторским взором. Нет, такую радость подделать нельзя. Списываем рыжую, в смысле красную, со счетов. Хотя Элла – эстет во всем и людей ценит, как я всегда полагала, лишь за внешность. Поэтому странный выбор для нее, с кем дружить.
– Да, – ответила я лаконично, ведь я не знала, что сестра говорила им. Судя по фразе этой девушки, Элла сомневалась, что приедет на этот раз. Вот бы выдернуть побольше информации у этой девчонки, но аккуратно, чтобы не выдать себя. Думаю, прикинуться Доцентом, «тут помню, тут не помню», здесь не прокатит.
– Привет, Тошка! – похлопала она моего провожатого по голове, как котенка.
– Тони, я попрошу!
Тоша-Тони – это, по всей видимости, Антон, догадалась я. Хотя бы одного теперь знаю, как зовут.
– Тони, пойдем копать картошку! – громко пропел брюнет. – А, нет, нескладно! Не нравится! Как считаешь, бро? – обратился он за советом к блондину, сидевшему справа.
– Мне тоже не очень. Останется Антошкой.
Пока Тони, морщась от насмешек этих двух, смотрел в потолок, словно молясь о защите, «моя подружка» предложила:
– Элка, тебе чаю налить?
– Да, давай. – Я хотела добавить «спасибо» из природной вежливости, но успела прикусить язык. От Эллы я нечасто слышала это слово.
Блондин, невзирая на недовольство нашим появлением, я бы даже сказала легкую враждебность, которая читалась в светло-серых глазах, первым начал двигаться вместе со стулом, остальные повторили за ним, и в итоге для нас с Антоном появилось много свободного места.
Красноволосая уселась рядом со мной, хотя она вроде тут и сидела до нашего появления на кухне, короче, она оказалась справа от меня, тогда как Антон – слева.
– Плохо выглядишь, – ляпнула она, разглядев меня получше. – Бледная такая! Что с тобой?
«Черт!» – подумала я, вспоминая про автозагар. Я же нашла его в тумбочке сестрицы, но забыла применить. В то же время, может, оно и к лучшему. С первого раза не факт, что я бы сделала все правильно, и результат мог привести к тому, что выйти из дома я бы в ближайшее время не смогла.
– Плохо сплю последнее время, – нашлась я с ответом и, чтобы она перестала со мной разговаривать, налетела на булочки и чай.
Следующие десять минут все ели молча, лишь изредка звонкий голос брюнета выдавал новую издевку в адрес Антона, который стоически его игнорировал.
На кухне появилась старушка. Маленького росточка, кучерявые седые волосы обрамляют круглое лицо с ярким румянцем (возможно, искусственным; в пользу этой версии говорили накрашенные красной помадой губы), вязаная кофта на пуговицах настолько длинная, что доходит почти до колен и закрывает половину черной клишированной юбки. Бабка будто сошла со страниц детских сказок. Однако я не спешила расслабляться, вспоминая, что не все сказочные бабуленции были добрыми.
– Здравствуйте, мои хорошие! – растягивая рот в улыбке, громким голосом поприветствовала она нас.
– Здрасьте, – ответили все, кроме меня, почти хором, растягивая гласную «а», словно в детском саду.
Опомнившись, я кивнула, встретившись взглядом со старушкой. Блин, я забыла, как ее зовут, ведь читала в статье про рэпера.
– Девочка моя… – бабка помедлила, словно вспоминая имя, но боясь в этом признаваться, – Эллочка!
– Эллочка-людоедочка, – тут же подсказал брюнет-балагур. Блондин с пепельной весело хмыкнули в ответ на шутку. Удивительное дело, я была уверена, что гламурная деваха даже не знает, на какое произведение (или фильм – кому что больше нравится) он ссылается. Впрочем, ничто не мешало ей просто повторить за блондином или же среагировать на само слово «людоедочка», не вникая в сложные аллюзии.
Я кивнула пожилой даме, подтверждая, что она помнит мое имя верно.
– Твои вещички-то в дверях?
– Там рюкзак, – опомнилась я. Когда стало понятно, что меня поведут на кухню, ведь звуки посуды и разговоры доносились и до прихожей, я решила оставить рюкзак прямо там, на тумбе, откуда брала тапочки, полагая, что мы лишь поздороваемся с гостями дома и очень быстро вернемся. Я никак не ожидала, что за пятнадцать минут до запланированного мероприятия мы сядем тут чаи распивать.
Поняв, что оставила свои ценные вещи (последние семь тысяч!) без надзора, я перевела взгляд на Антона. Я ведь просто повторяла за ним. Рюкзак пришлось скинуть с плеч, когда я снимала кожанку и вешала ее в шкаф, как и он, только вот из вещей у него всего лишь поясная сумка, которая осталась при нем.
– Пойдем, провожу тебя в твою новую комнату. Этот-то прохиндей знает, что я берегу для него его каморку! – Тоша радостно хихикнул, вовсе не обидевшись на слово «прохиндей», но тон, каким одаривала бабулька людей и предметы разыми эпитетами, и не предполагал никаких негативных эмоций. Она говорила любя. – А твоя обожаемая комната переживает ремонт. – Старушка развела руками, глядя на меня.
Брюнет снова встрял:
– Людоедочка три раза в ней останавливалась, и той уже ремонт нужен! Поосторожнее надо с чужим добром!
На этот раз засмеялись все, кроме меня и хозяйки дома.
– Нет-нет, – отмахнулась она от этакой глупости, – комната давно просила ремонта! – Я поднялась, и бабка сказала мне: – Идем.
Я пошла за ней обратно в длинный коридор. Мы вернулись в прихожую, и я забрала рюкзак.
– Похудела ты за лето, – заметила пожилая женщина, кинув на меня взгляд через плечо.
– Разве? – спросила я, следуя за ней вверх по ступенькам. Я пыталась вспомнить, была ли разница между мной и сестрой в весе. Настолько значительная, чтобы малознакомые люди определили на глазок? Вряд ли. Мы обе стройные, поэтому взвешиваться каждый день не входит в наши привычки.
В следующий миг я подумала, что на момент исчезновения Эллы мы, скорее всего, были одинаковыми, как и всегда, но вот из-за стресса я почти ничего не ела все последние пять недель. Так что дело вовсе не в том, что мы с сестрой непохожи, а в том, что я непохожа сейчас на саму себя.
– Я могу поселить тебя с Ириной, – замерев в нерешительности возле первой двери второго этажа, предложила старуха. – Если тебе так веселее.
– Мне лучше одной, – честно ответила я, стараясь загасить в голосе страх. Я и так хожу по острой грани разоблачения, а если мне придется делить пространство с девушкой, которую я совсем не знаю (боже, я даже не уверена, что Ирина – эта та самая рыжая, которая теперь не совсем рыжая)… Короче, будет как в анекдоте, «Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу».
Старушка задорно хихикнула, мол, понимаю и повела меня дальше. Хотя чего бы ей понимать? Могла жить одна в гигантском доме, а вот, однако ж, устроила из жилища музей и приглашает сюда кучу разных незнакомых людей.
Мы остановились возле двери и сразу зашли внутрь, так как она была не заперта. Угловая комната. Очень светлая, благодаря наличию двух окон. На полу светло-коричневый ковролин. Покрывало на довольно широкой кровати тоже коричневое, с ворсом. Обои однотонные, светло-бежевые. Возможно, именно по этой причине комната казалась такой светлой.
