Лицо света, лицо тьмы (СИ) - Малинина Маргарита

Кто же из вас Зая?..

– Точно так хотите? Розовые полосы уже не модно. Давайте я вас в бирюзовый выкрашу! – с энтузиазмом предложила девушка-парикмахер, когда я показала ей фото того, что хочу. Лицо Эллы пришлось закрасить, а то возникли бы вопросы. Конечно, можно было сказать, что это я, что я хочу вернуть все как было, но я побоялась, что по моим волосам будет понятно, что я никогда не осветляла отдельные пряди, только красила их целиком.

– Сделайте, пожалуйста, именно так! Это моя подружка, и мы хотим быть одинаковыми!

Сказав это, я прикусила язык, ведь довольно странно закрашивать собственной подруге лицо, я ведь изначально хотела сделать вид, что просто нашла в Сети какую-то девушку с хорошей прической и цветом волос. Но парикмахер ничего не стала больше спрашивать. Когда она закончила с прядью, я попросила подровнять челку, чтобы больше было похоже на мою «подругу».

Затем я переключилась на Эллин гардероб. Первое, что я сделала, вернувшись домой, – открыла ее шкаф и просмотрела все ее вещи. Все такое вызывающее и яркое… Даже не знаю, смогу ли это носить. Благо, что облегающие джинсы мы любили обе, как я уже говорила, только я обычно носила их с удлиненными футболками и свитерами, а она с короткими. Взяв ее майку с сердечками, всю в декоративных порезах, я приложила к себе и своим темно-серым джинсам, подойдя к зеркалу.

– Что ты делаешь? – услышала я недовольный возглас в дверях.

Вздрогнув от неожиданности, я выронила тряпку.

– Да вот, хотела… – А что я, собственно, хотела? Что отвечать матери? Я ведь не собираюсь говорить ей о своем авантюрном плане, который может быть опасен. Но ничего другого на ум не приходило, посему я молчала.

– Элла еще может вернуться, ты же знаешь! – с надрывом сказала мама, входя в комнату, а ее подбородок задрожал. Я стала себя мысленно проклинать. Что же ты делаешь?..

– Я знаю, но она мне разрешала брать ее одежду, – слукавила я. Хотя, может, и разрешала бы, кто знает, ведь я никогда не спрашивала. Моя мне больше нравилась.

Мама поджала губы. С тех пор как пропала сестра, она почти не разговаривала и никогда не улыбалась, тем более не смеялась. Когда сбегает ребенок, волей-неволей начинаешь думать, был ли ты для него хорошим родителем. И эти мысли удручают. Наверно, я должна была убедить их с папой, что их сомнения беспочвенны. Но мне было не до этого.

Мама уже собиралась развернуться и уйти, как внезапно заметила что-то на моей голове и приблизилась.

– Соня, что это?! – Она провела рукой по моим волосам. Я в первые секунды даже не могла понять, что ее так поразило. А потом до меня дошло: розовая прядь!

– Это… – Думай, думай быстрее! – Это в ее честь…

Мама вздохнула и все же расплакалась.

– Она вернется, ты же знаешь! – рыдая у меня на плече, с трудом выговаривала она слова.

– Да, надеюсь. – А мысленно я добавила: «Я сделаю все для этого!»

4

Автобус высадил меня на грязной неприметной остановке, состоящей из трех стен и дырявой крыши, ровно в половине десятого. У меня оставалось полчаса, чтобы найти имение Павлецкого, со всеми поздороваться (Элла же так делала, я надеюсь?) и начать какую-то ночную игру. Или представление. Или что это такое… От мыслей, что это может быть что-то очень и очень плохое, у меня сжалось все внутри, а по ногам побежали холодные мурашки.

«Так, успокойся, – думала я, медленно шагая вперед. – Ну не оргии же они там устраивают! Элла бы не стала в этом участвовать!»

– Ты уверена? – спросила я себя вслух. От сестрицы можно ожидать чего угодно.

Я перешла шоссе, в этот поздний час практически пустое, и направилась в деревню по довольно узкой дороге с плохим асфальтом. Уже стемнело, но кое-где горели фонари. Петляющая дорога вела меня через какое-то заброшенное СНТ, судя по заборам и пустым участкам, с одной стороны и зарослями с другой. В какой-то момент мне показалось, что я тут не одна. Я остановилась и посмотрела в сторону зарослей, а затем обернулась. Нет, за мной никто не шел. Но я же слышала что-то… Значит, некто пристроился за деревом, чтобы я его не заметила, чтобы идти за мной и в какой-то момент напасть. Так, успокойся, это просто звуки. Надо установить источник шума, только и всего. Может, это какая-нибудь птичка?

Я включила фонарик в телефоне и посветила в густую листву. Ничего не видно. Однако листва ответила на луч света неожиданным шевелением. Мамочки… Куда меня на ночь глядя занесло?! И ведь никто меня не будет здесь искать, случись что ужасное. Я сказала родителям, что еду к тете. Объяснила, что мне тетя скажет правду, если Элла к ней все-таки заезжала. Вдруг она у нее поселилась? А если нет, то хотя познакомлюсь с родственницей, ведь я ее видела только в детстве. Редкие поздравления с днем рождения при помощи мессенджера и пересланной открытки не считаются общением. Конечно, я была уверена, что тетя, какой бы она ни была, зная, что Эллу ищут (ведь полиция с ней связывалась), все равно бы сообщила нам, если бы у нее была какая-то информация, даже если сестра была против. Но мне нужен был повод сбежать из дома на пару дней. А маме, соответственно, нужен был повод помириться с родной сестрой, ведь, теряя кого-то одного, сильнее цепляешься за тех, кто остается. Понятно, что сестра не заменит ребенка, но тем не менее… В общем, мама почти не сопротивлялась моему отъезду и убедила отца, что мне это пойдет на пользу. Я, в свою очередь, обещала писать каждый день. Проблема в том, что, не получив от меня завтра ни одного сообщения, искать меня будут далеко отсюда…

Напрягая зрение, я всматривалась в черноту между стволами деревьев. Таинственный шелест исходил откуда-то оттуда, но слабый луч фонаря почти не освещал это место, для него это слишком далеко. Мне показалось, что какая-то тень быстро переметнулась от дерева к кустам, что были ближе ко мне.

– Эй! – позвала я.

Когда я разрывалась между желанием бежать обратно к дороге или проверить, кто там ходит, сделав шаг навстречу неизвестности, из кустов выбежал черный пес и звонко тявкнул. Казалось, он боится меня не меньше, чем я его.

– Тьфу ты! – разозлилась я.

Плюнув на пса (мысленно, конечно), я отправилась дальше и довольно быстро вышла к первым домам. Здесь липкий страх меня окончательно покинул, так как во всех окнах еще горел свет, а некоторые жители сидели в беседках недалеко от забора, видимых с тропинки.

В поселке не было улиц, а номера домов по чьей-то странной прихоти стоят вперемешку, и если бы не навигатор, подсказывающий, на какую дорогу свернуть, я бы искала нужный дом до второго пришествия.

Итак, вот он, участок рэпера Яна Павлецкого. Тридцать шесть соток. Хоть тут и три участка, как я уже говорила, но ворота с калиткой только одни. И я иду к ним, взволнованно думая, что же меня ждет, и для погружения в атмосферу слушая в наушниках песню Павлецкого.

«Приходит весна, а за ним и лето. Все изменяется, власть сменяется где-то. Но только не здесь, только не здесь. Здесь воровство, убийства и спесь…» – доносилось из наушников, пока я тщетно искала звонок на двери, стоя возле калитки. Тут я задумалась над словами песни и даже занялась легкой критикой. Неужели спесь сопоставима с убийствами? Почему она стоит в одном ряду с ними, да еще и заключающим аккордом? Нас в школе на уроках литературы учили такому приему – градация. В конце должно быть что-то черное, перед этим темно-серое, а первым в перечислении должно идти просто серое. Чтобы нагнетать. В то же время рэпер, он же автор своих песен, думал, конечно, о рифме в первую очередь, а не о каких-то там заумных поэтических приемах.

Наушник вдруг сполз на плечо, и я с удивлением обнаружила человека за спиной. Оказывается, это он выдернул наушник, дернув за провод.

– Ору тебе, ору, а ты – вот оно что… Слушаешь!

– Ага, – рассеянно ответила я, разглядывая парня. По очкам и росту я поняла, что это тот самый Гарри Поттер – черты лица особо не запомнила, да и не видно толком в полумраке: последний уличный фонарь довольно далеко отсюда.