Татьяна Устинова - Развод и девичья фамилия
– Давайте есть! – закричала она оттуда. – Пока не явилось чудовище и не сожрало нашу курицу вместе с прибором!
– Тише, тише!.. – зашипела Валентина.
– Какое чудовище, мам?
– Никакое.
– Мам, пойдем в субботу на “Гарри Поттера”? Что за дела? Все посмотрели, а я нет!
– А потом ты меня изведешь, что я тебя потащила на детский фильм!
– Не изведу, мам. Правда.
– Тогда пойдем. Валентина, давайте ужинать с нами.
– Мне, право, неловко, Кирочка…
– Ловко, – объявила Кира, – право, ловко! Садитесь.
Курица “из чудного английского романа” аппетитно дымилась в фарфоровой миске, исходила соблазнительным духом, огурцы были совсем весенними, похожими на огурцы, а не на зеленую мочалку, корейская морковка, которую любила Кира, сияла неестественным рыжим электрическим цветом, Тим смотрел умильно, Валентина хлопотала, никто не ссорился, и беды отдалились и сжались до размеров пресловутой булавочной головки, в которую неизвестно почему время от времени сжимается все на свете, и тогда приехал Сергей. Он открыл дверь, и вошел, и никто не слышал, как он вошел, и остановился в дверях, и некоторое время смотрел на них, а потом Кира его заметили.
Заметила, вскочила, и все его мысли скукожились – стянулись все в ту же булавочную головку, а сама булавка впилась в мозги или в сердце, он так и не понял, потому что плохо соображал и только ждал, что она сейчас его поцелует.
Как когда-то. Как всегда, когда он приезжал с работы.
Ну и пусть – мещанское слюнтяйство, ну и что, она все равно целовала его каждый вечер, когда он приезжал с работы, два раза, в губы и в щеку, даже когда они ненавидели друг друга, она каждый вечер целовала его так, как будто на самом деле он был ей нужен, и сейчас поцелует, как когда-то, он видел это по ее лицу, а булавка впивалась все глубже, и боль была все острее…
Кира остановилась на полдороге.
Он посмотрел.
Тим “ Валентина таращились на них, Тим даже жевать перестал, а у Валентины выпал из ослабевшей от волнения руки зонтик укропа, и немота их поразила, и неподвижность “сковала члены”, так, скорее всего, выразилась бы Валентина.
Сердце ударило, чары разлетелись, булавка выскочила из мозга – или из сердца, – Кира опустила руки, которыми собиралась обнять его. Не ночью, в беспамятстве по старой привычке, а на кухне, в полном рассудке и согласии с собой.
Ему стало страшно – так он ее любил и хотел.
– Привет, ребята, – сказал он, – это я.
– Мы видим, – откликнулась Кира.
Они не могли даже взглянуть друг на друга.
– Пап, здорово. Здравствуйте, Сергей Константинович, – вразнобой поздоровалась семья.
– Ты будешь… ужинать?
– Да, – Сергей выдвинул табуретку и сел поближе к Тиму. Подальше от греха, то есть от Киры. – Мне надо с тобой поговорить.
– Прямо сейчас?
Почему-то она решила, что говорить он хочет о них и о том, как теперь им жить. Не могут же они жить вместе! Они развелись сто лет назад! Один год два месяца и…
– Я собираюсь вечером поехать в Малаховку, – мрачно заявил ее муж, и Кира моргнула. Ничего подобного она не ожидала.
– Зачем?
– Мне нужно.
– Там не убрано, – обеспокоенно встряла Валентина, – мы еще не были там с зимы.
Тим ковырял курицу одной рукой. Другую он держал под столом, скрестив пальцы “на удачу” – хитрый и тонкий план работал! Третий день подряд отец приезжал к ним по вечерам и даже оставался ночевать, и мама – ничего, не злилась.
– Я тебе объясню, – пообещал Сергей Кире.
– Объясни, – согласилась она холодно. Ей было стыдно оттого, что она решила, будто он хочет снова с ней жить и собирается говорить именно об этом.
– Сергей Константинович, – сказала Валентина и зашлась пунцовым девичьим румянцем, – относительно утреннего недоразумения я бы хотела разъяснить… я уверена, что на самом деле вы ничего такого не думаете, что… вы сказали, что я… бедного мальчика…
Сергей открыл было рот, но Кира под столом пнула его ногой, и рот закрылся.
– Я никого, никого не видела на лестнице и во дворе! – воскликнула Валентина истово. – Я была немножко… занята своими мыслями, кроме того… знаете, радикулит и аллергия… Моя аллергия – верный признак весны! Как хорек Фил на Индюшачьей горке предчувствует весну, так и…
– Сурок, – поправил осведомленный Тим, – день сурка, а не хорька!
– Да-да, сурок, Тимочка. Так вот мой нос вновь стал напоминать о себе…
– Что, – вдруг спросил Сергей, – что вы сказали?
– Су… сурок, – выговорила бедная Валентина, – сурок Фил. Он предсказывает весну.
– Нет, – перебил Сергей, – до этого?
– До… этого? – пролепетала Валентина. – Ничего особенного. У меня аллергия. Любые запахи вызывают у меня непроизвольное чихание. Так сказать…
– Сереж, ты что?! – спросила Кира, заметив, что муж совершенно переменился в лице. – Что с тобой? Тебе плохо?
– Плохо, – ответил он злобно, – мне плохо.
– Может быть, воды? – всполохнулась Валентина и вскочила, чтобы немедленно начать его спасать. – “Скорую”? Тимочка, мальчик, иди в свою комнату! Кира, в холодильнике валокордин, справа, на полке. Боже мой, это опасно! Молодые мужчины в этом возрасте особенно подвержены кризисам!.. Скорее, Кира!
– Стоп, – приказал Сергей, – мне не нужен никакой валокордин. Со мной все в порядке. Просто я… понял.
– Что? – выдохнула Кира.
– Все, – ответил ее муж и улыбнулся, – правда, все. По крайней мере, я понял, почему все видели Валентину, когда она давно ушла.
– Ты даешь! – восхитился Тим и от восхищения вынул из-под стола руку со скрещенными пальцами. – Ты даешь, пап!
– Меня?! – вопросила Валентина, попятилась и повалилась на гобеленовый диван. Нашарила рукой журнал “Старая площадь” и стала им обмахиваться. Кира быстро достала из холодильника – на полке справа – валокордин и накапала в стакан.
– Это совсем просто, – продолжал Сергей, – а я и не догадывался!
– О чем?!
– Ты приехала, – начал он скороговоркой, – и Валентина ушла. Это было после семи или около семи. В восемь, когда приблизительно убили Костика, Валентина появилась снова. Ее видели Марья Семеновна, Федот Шубин и его Вася – словом, все. Никто не видел, чтобы в подъезд заходил или выходил из него чужой человек. Мася лаяла как на чужого. Откуда взялся этот чужой? Почему его никто не видел?
– Ну? – выдохнула Кира. – И почему?
– Потому что чужой – и есть наша Валентина!
Упомянутая Валентина взвизгнула. Тим шумно вздохнул.
– Пап, ты что? С ума сошел?
– Да нет, – сказал Сергей с досадой, – конечно, это был другой человек, одетый точно так же, как наша Валентина!
Кира опустилась на диван рядом с домработницей, вынула из ее ослабевших рук журнал “Старая площадь” – выпуск за март – и тоже стала обмахиваться.
