Татьяна Устинова - Всегда говори «всегда» – 3
– Ну-ка, ну-ка, поподробнее, – подался к нему Дима, мигом забыв о своих сомнениях, где лучше встретиться с Барышевым. – Я с этим Монреалем уже пять месяцев вожусь.
– Есть конкретные предложения от одной солидной компании, – заговорщицки тихо произнес новый начальник отдела.
– Насколько конкретные?
– На все сто!
– Так… – Дима встал, передвинул стул, стоявший напротив стола, к своему креслу, показывая Дунаеву – такая, кажется, фамилия у новенького, – что сейчас они равноправные партнеры, а не шеф с подчиненным. – Давай, рассказывай.
Дунаев с готовностью сел рядом и, закурив, поведал о своем дяде, который, эмигрировав в Канаду десять лет назад, открыл консалтинговое агентство и очень преуспел, а теперь горит желанием переключить ключевых клиентов на обслуживание в русском рекламном агентстве, поскольку знает, насколько находчивее и изобретательнее соотечественники в решении сложных задач.
– В общем, у нас есть реальная возможность соединить его знание канадских реалий с нашим креативным потенциалом. Обоюдовыгодно, разумеется.
Перспективы всерьез захватили Грозовского, он ощутил азарт, который всегда приходил к нему в предчувствии выгодной сделки.
– Да-а… – протянул Дима. – Все это внушает некоторые надежды. А ты молодец!
«Такие кадры нам нужны», – чуть не добавил он, но сдержался.
– На том стоим! – ухмыльнулся то ли Дунаев, то ли Дунайский, Дима точно не помнил.
– Если хоть пятьдесят процентов из всего того, что ты сказал, выгорит…
Договорить Грозовский не успел – распахнулась дверь, и Ася, девушка с ресепшн, радостно выпалила:
– Дмитрий Эдуардович! Там Ольга Михайловна приехала!
– Ольга?! Где она? – Дима вскочил, поймав на себе удивленно-ревнивый взгляд Дениса – что это за дамочка такая, при появлении которой так возбудился шеф?
– У художников она, Дмитрий Эдуардович, – Ася посторонилась, выпуская Грозовского из кабинета.
– Извини, потом договорим, – обернувшись, сказал Дима Дунаеву-Дунайскому и умчался, словно от этой Ольги Михайловны зависел весь его бизнес.
– Клиентка? – уточнил Денис у Аси.
– На вашем месте раньше работала, – усмехнулась Ася и ушла, закрыв за собой дверь.
Денис пересел в кресло Грозовского и закинул ноги на стол.
«Неплохо, неплохо, – подумал Дунаев. – Настолько неплохо в этом «Солнечном ветре», что препятствия типа Ольги Михайловны нужно устранять, не задумываясь».
Ольгу действительно окружили художники, но, как только Грозовский вошел в кабинет, они понимающе переглянулись и вышли.
– Привет, – Дима взял Ольгу за руку и заглянул в глаза. Рука оказалась холодной, а глаза – прозрачными, как льдинки. – Ну? Как ты?
– Никак, – улыбнулась она, отнимая руку и отводя взгляд. – Никак, Димка…
– Я могу тебе чем-нибудь помочь? Ты только скажи, чем – все сделаю, ты же знаешь!
– Знаю, Димка, знаю. Я потому и пришла. Мне ведь больше идти-то не к кому. У меня только ты есть и Надя. Мне квартиру продать надо. Продать и другую купить.
– Пожалуйста. У меня связей полно с риелторами. И подыщут, и продадут. Это не проблема.
– Только мне срочно надо. Прямо сейчас, – твердо сказала Ольга.
– Можно и срочно. Но спешка в таком деле вещь лишняя. Зачем тебе это?
– Мне от него скрыться надо, понимаешь? – сквозь зубы процедила Ольга и, сжав кулаки, отвернулась к окну. – Я его видеть не могу, – глядя глазами-ледышками на серое небо, сказала она. – И не хочу. Мне нужно, чтобы он даже не знал, где я живу, понимаешь?
– Конечно, конечно, – пробормотал Дима.
Кажтся, мужской разговор с Барышевым за бутылочкой абсента или текилы накрылся… Он теперь по другую сторону баррикад, он с Ольгой, а значит – не может советовать Барышеву, как ее снова завоевать. Ведь это будет предательством… Или нет?! Господи, как сложно-то все! А главное, пока все не разрешится, Надька его голодом заморит и выучит все психиатрические диагнозы.
– Я бы сама это сделала, – виновато улыбнулась Ольга, – но… Не в лучшей я сейчас форме, Димка. Соображаю плохо.
– Зачем же сама! – Грозовский сел на подоконник, чтобы видеть Ольгины глаза и попытаться хоть как-то пробиться к ее разуму. – Я же сказал, Оль, все сделаю. Только… Может, не стоит принимать решения сейчас, а? – Дима снова взял и сжал ее холодные пальцы. – Сама же говоришь – плохо соображаешь, а?
Ольга смотрела на него, словно не видела…
– Поговори с Сергеем…
Глаза ее потемнели, она вырвала руку.
– Не сейчас, не сейчас! – Грозовский понял, что не стоило так прямолинейно.
Господи, сложно-то как!
– Ты подожди, дай себе немного времени, – вкрадчиво продолжил он. – Ну, подумай! Ведь это жизнь. Твоя и его. Здесь сгоряча рубить нельзя. А?
– Ты только что обещал мне помочь, – металлическим голосом произнесла Ольга.
– Так я и не отказываюсь! – Грозовский спрыгнул с подоконника, полный решимости помочь Сергею – хотя бы зародить сомнение в этих холодных глазах. – Оль, только мне кажется…
– Так ты поможешь? – перебила она его.
Дима замер и понял – эту схватку он проиграл. Он по другую сторону баррикад и помочь Сергею ничем не может…
– Завтра я пришлю к тебе риелтора, – пообещал он Ольге.
Сергея отпустили из больницы на следующий день, поставив пару капельниц и посоветовав поменьше волноваться.
Поменьше волноваться… Легче было умереть там, на лавочке, чем выполнить это предписание.
Из больницы Барышев поехал в «Стройком», потому что, раз он не умер, нужно было как-то жить, а на него завязаны сотни людей, связей, проектов и планов. Поэтому он отдаст сегодня все необходимые распоряжения, поставит все свои подписи, созвонится-договорится и… снова на ступеньку – ждать Ольгу, валяться у нее в ногах и пить заговоренную бабкину воду «от всякой дури».
На крыльце «Стройкома» стояла Оксана – в куцей курточке, лезвиями-глазами высматривая добычу. Ядовитый скорпион.
Как она могла казаться ему красивой?..
Он прошел мимо, но Оксана схватила его за рукав.
– Сережа!
Он вырвал руку и пошел дальше, но она забежала вперед и преградила ему дорогу.
– Сергей!
Барышев в упор посмотрел на нее. Почему он раньше не замечал, какой у нее узкий лоб и как уродливо близко посажены глаза? Почему не видел нечистого цвета кожи и некрасивого изгиба губ – будто она готова сказать что-то грязное…
– Чего ты хочешь?! Чего ты от меня хочешь?! – в отчаянии спросил он, понимая, как глупо и пошло звучит этот вопрос.
Оксана молчала. На глазах у нее показались слезы, губы дрогнули.
– Ты не понимаешь, что мы с тобой наделали… Я сам не понимал.
– А теперь понял? – хрипло спросила Оксана.
