Иосиф Гольман - И весь ее джаз…
В принципе, с приглашением можно было пройти и внутрь. Но решил повременить. Если можно все провернуть вне периметра – оно будет проще. Потом пробежка в полтора километра до трассы, схватить мотор – и в сторону от Москвы. Дальше пересесть на следующий и уже тогда потихоньку возвращаться.
Теоретически, как писали в советских детективах, следы остаются всегда. Практически же все зависит от того, в чьи руки они попадут. И еще – от времени, которое будет в распоряжении тех, кто ищет.
С учетом того, что улетаем мы завтра, для начала – в Египет, времени искать меня у сыскарей точно не останется.
В итоге мне просто повезло.
Я даже на это не рассчитывал.
Видать, вечеринка была настолько среди своих и настолько без опасений, что они просто пошли гулять по поселку.
Мне оставалось лишь пробежать лишних пятьсот метров, зайти в лес и ждать группу оживленно переговаривающихся мужчин и женщин. С учетом того, что дорожки в поселке освещались мощными, с желтизной, ртутными лампами, подстрелить моего друга детства было легче, чем в тире.
А вот и они.
Впереди шли трое, две женщины и мужчина. Они как раз оживленно и беседовали.
Далее шел одинокий молчаливый гражданин. Возможно – охранник. А за ним – интересующий меня человек.
Полеев, собственной персоной.
Второй никак меня не интересовал, но некоторое время перекрывал мне Полея. Даже мелькнула мысль положить обоих. Типа, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
Но тягостные размышления последних недель сделали свое дело, и я не стал ввязывать мужика в чужую игру.
Короче, они прошли мимо меня совершенно бесполезно.
Я уже думал идти к их дому и прорываться внутрь, как снова услышал голоса.
Поселок был маленький, весь в лесу, они, видать, решили пройтись еще кружок по свежему воздуху. Не успели, стало быть, все обсудить.
Теперь шли вдвоем.
Задача упрощалась.
Когда подойдут ближе, я просто выйду на дорожку.
Второго не трону, все равно успею исчезнуть. Полей же получит свое.
Так и сделал.
Встал перед ними.
Они в страхе проглотили языки.
– Узнаешь, Полей? – спросил я.
– Ты нарушаешь договор, – сказал он. Не трусливые у меня друзья, надо отдать должное.
– Ты мне всю жизнь нарушил, – возразил я.
– Я расплатился, – твердо сказал он. – Больше ничего тебе не должен. Если у тебя есть совесть.
Разговора про совесть с Полеем на мушке я как-то не ожидал. Оказался не готов. Второй мужик тем временем начал приходить в себя, но броситься в сторону или на меня пока боялся.
– У меня к тебе ничего нет, – сказал я ему. – Не трясись. Просто хотел сказать. Ты и твой партнер – говно.
– Я хоть раз тебя обманул? – спросил меня Полей.
Я начал вспоминать.
Получалось, что нет.
В это дерьмо, которое называлась моя жизнь, я влез сам. Под давлением. Но не под пытками. Руководствуясь, как говорят в официальных документах, здравым смыслом. В моем, разумеется, понимании.
Я молчал, теряя драгоценные секунды.
– Ладно, – наконец принял решение. – Живи.
И чтоб не повторилась история с Амиром, попятился спиной в лес.
Впрочем, они не шевельнулись. По крайней мере, до тех пор, пока я их видел.
Удивительную дурь я исполнил.
Зачем лез, если не готов был стрелять? Убивает ведь не нож и не пистолет. А готовность его хозяина резать или шмалять.
Я сейчас не готов.
Впрочем, рассуждать на философские темы было некогда. Я собирался вернуться к Наргиз живым, а значит, пора делать ноги. Оставалась надежда, что Полей с его донором не станут поднимать шума. Но лучше надеяться на себя, чем на чье-то действие или бездействие.
Выбежав на дорогу, стал ловить машины.
Как назло, никто не останавливался. Если б я действительно устроил стрельбу, мне бы уже было тухло.
Только теперь до меня стало доходить, что я, похоже, профнепригоден. Почему не припрятал мотоцикл или скутер, как в Астрахани? Почему не нанял втемную какого-нибудь идиота-бомбилу – хотя бы для того, чтоб покинуть горячее место? Нет, мне точно надо уезжать. Чем быстрее, тем лучше. Максимум на что я сейчас способен – это руководить небольшой тюрьмой африканского царька. И то, боюсь, не смогу быть слишком строгим.
Погони за мной явно не наблюдалось. Я плюнул на конспирацию, перебежал широченное шоссе и стал ловить машины, идущие в Москву.
Наконец тормознула тентованная «Газель».
Оказалось – не ради меня: водиле захотелось облегчиться. Но раз уж остановился – взял пассажира, тем более я сразу отдал ему тысячу рублей.
Проехав въездной пост, еще раз машинально отметил, что меня не ищут.
Я промок, рука болела, чертовски хотелось спать.
Еще за две тысячи грузовичок – благо с московскими номерами – довез меня прямо до дома.
Плевать на конспирацию.
Завтра утром мы улетаем в Египет.
А это уже Африка. Пусть и самый северный ее край – карту я уже тоже детально изучил.
На первом этаже вызвал лифт, поднялся на наш пятый.
Представил себе, как сейчас обрадуется жена.
Больше не буду от нее ничего скрывать, пусть перевязывает мужнину рану, тем более – не такую уж страшную.
Открыл дверь своим ключом.
– Наргиз, ты спишь? – спросил негромко, чтобы не будить, если действительно спит.
– Она не спит, – ответил из темноты знакомый голос.
Он все-таки поймал меня, чертов капитан!
Свет включился.
Джама сидел на стуле, направив на меня свой кургузый «Макаров». Или не «Макаров»? Похоже, в мой лоб смотрела какая-то самопальная штуковина. Впрочем, зная Джаму, я не сомневался, что вполне смертоносная.
Однако страха не чувствовал. Только радость оттого, что успел договориться с Береславским о Наргиз.
Она, кстати, присутствовала здесь же, плотно связанная широким скотчем и с заткнутым полотенцем ртом. Я напрягся, но не увидел никаких повреждений на ее лице. Только страх в глазах. И то наверняка не за себя.
– Ты счастлив? – спросил я капитана.
– Пока не понял, – честно ответил он.
Не меньше минуты мы молчали. Мне было почти все равно. А он как-то нервничал.
И вдруг я понял.
И засмеялся.
– Ты что, спятил? – спросил Джама.
– Нет. Просто пару часов назад вот так же стоял перед одним козлом.
– Каким же?
– Полеевым, ты знаешь.
– Убил депутата Госдумы?
– Не-а, – снова рассмеялся я. – Обозвал говном и отпустил. Потому и смешно.
– А почему… отпустил? – осторожно спросил Джама.
– Потому что пули ничего не решают, – ответил я. На меня вдруг обрушилась усталость. И не за пару последних суток, а за пятьдесят последних лет.
Мне больше не хотелось смеяться. А хотелось спать. И еще хотелось размотать скотч, потому что у Наргиз нежная кожа, наверняка будет раздражение.
