Дафна дю Морье - Трактир «Ямайка»
Это было похоже на звук, который издает ветка плюща, когда, отломившись от ствола, она свисает вниз и трется об окно или о дверь при малейшем дуновении ветра. Но на шиферных стенах трактира «Ямайка» не было плюща, вокруг ставней тоже не росло ничего.
Скрестись продолжали, настойчиво и бесстрашно: тук… тук… словно постукивание ключа; тук… тук… как будто барабанили четырьмя пальцами.
В кухне не раздавалось ни звука, кроме испуганного дыхания тети Пейшенс, которая через стол потянулась рукой к племяннице. Мэри смотрела на трактирщика; он неподвижно стоял на кухонном полу, и его фигура отбрасывала на потолок чудовищную тень; она увидела, как сквозь темную щетину бороды синеют его губы. Затем дядя наклонился и осторожно, как кошка, на ощупь потянулся рукой к ружью, стоявшему напротив возле стула. Его пальцы вцепились в ружье; трактирщик не сводил глаз с полоски света между ставнями.
Мэри сглотнула; в горле у нее запершило. Девушка не знала, кто там, за окном: друг или враг, и это делало ожидание еще более томительным. Однако, несмотря на все надежды, глухое биение сердца подсказало ей, что страх оказался заразителен, как и капельки пота на лице дяди. Она невольно поднесла дрожащие, холодные и влажные руки ко рту.
С минуту дядя выжидал за закрытыми ставнями, а затем прыгнул вперед, рванул крюк и раздвинул их; тусклый дневной свет тут же проник в комнату. За окном стоял человек; его мертвенно-бледное лицо прижалось к стеклу, гнилые зубы осклабились в усмешке.
Это был Гарри-разносчик… Джосс Мерлин выругался и распахнул окно.
— Черт тебя побери, ты что, войти не можешь? — крикнул он. — Хочешь получить пулю в кишки, проклятый болван? Ты заставил меня пять минут простоять, как глухонемого, с ружьем, нацеленным тебе в брюхо. Отопри дверь, Мэри; да не жмись ты к стенке, как привидение. В этом доме хватает неприятностей и без твоей кислой мины.
Как все мужчины, которым довелось до смерти перепугаться, трактирщик переложил вину за собственное малодушие на чужие плечи и теперь бушевал, чтобы успокоиться. Мэри медленно пошла к двери. При виде разносчика она с живостью вспомнила свою борьбу на проселочной дороге. Тошнота и омерзение вернулись в полной мере, и она не могла на него смотреть. Девушка молча открыла дверь, спрятавшись за нею, а когда Гарри вошел в кухню, сразу же повернулась, направилась к тлеющему очагу и стала машинально подкладывать торф на угли, стоя спиной к нему.
В ответ разносчик причмокнул губами и указал большим пальцем через плечо.
— Округа бурлит и пышет, — сказал он. — За дело взялись все злые языки Корнуолла, от Тамара до Сент-Айвза. Нынче утром я был в Бодмине; весь город гудит, они там все с ума посходили, требуют крови, да и правосудия тоже. Накануне я заночевал в Кэмелфорде, так там каждый встречный и поперечный размахивал кулаками и обсуждал новости с соседом. Эта буря может кончиться только одним, Джосс, и ты знаешь, чем именно. — Он взялся руками за горло. — Надо бежать. Это наш единственный шанс. На дорогах опасно, а в Бодмине и Лонстоне хуже всего. Я пойду через пустоши и переберусь в Девон за озером Ганнис. Конечно, так будет дольше, но какая разница, если спасаешь свою шкуру? У вас не найдется в доме кусочка хлеба, хозяйка? У меня со вчерашнего утра крошки во рту не было.
Он задал вопрос жене трактирщика, но смотрел при этом на Мэри. Пейшенс Мерлин нашарила в буфете хлеб и сыр, нервно дергая ртом, двигаясь неуклюже и думая о чем угодно, только не об угощении. Накрыв на стол, она просительно посмотрела на мужа.
— Слышишь, что Гарри говорит, — взмолилась она. — Это безумие — оставаться здесь; мы должны ехать сейчас, немедленно, пока еще не поздно. Ты сам знаешь: люди тебя не пощадят, они убьют тебя без суда. Ради Бога, послушай его, Джосс. Я ведь не за себя боюсь, а за тебя…
— Закрой рот! — загремел ее муж. — Я пока еще не спрашивал твоего совета и сейчас не спрашиваю. Я и сам могу справиться с тем, что мне грозит, без того, чтобы жена блеяла у меня под боком, как овца. И ты тоже решил приложить к этому руку, Гарри? Побежишь, поджавши хвост, только потому, что попы и веслианцы взвыли и требуют у Иисуса твоей крови? А они доказали, что это мы? Скажи мне. Или твоя совесть взбунтовалась?
— К черту совесть, Джосс; тут речь идет о здравом смысле. Жизнь в этой части страны стала вредна для моего здоровья, и я уберусь отсюда, пока еще есть время. Ну, а что касается доказательств, то за последние месяцы мы достаточно натворили дел, чтобы доказательств было довольно, правда ведь? Разве я не верен тебе? Пришел сюда сегодня, рискуя головой, чтобы тебя предупредить. Я ничего против тебя не имею, Джосс, но ведь это твоя проклятая глупость довела нас до беды. Ты напоил нас до одури и сам напился, и повел нас на берег, затеял безумное, шальное дело без всякого плана. У нас был один шанс на миллион, и всё повернулось чертовски удачно, на нашу беду, слишком удачно. Потому что мы были пьяные и потеряли голову, пооставляли на берегу вещи и сотню следов. А кто в этом виноват? Да ты, кто же еще! — Разносчик стукнул кулаком по столу, вплотную придвинув к трактирщику свое желтое наглое лицо с усмешкой на потрескавшихся губах.
Джосс Мерлин разглядывал его с минуту, а когда заговорил, голос его звучал тихо и грозно.
— Так, значит, ты меня обвиняешь, Гарри? — сказал он. — Знаю эту породу: такие начинают извиваться как змея, когда им изменит счастье в игре. А ведь по моей милости дела у тебя шли неплохо! Золота у тебя куры не клевали; жил как принц все эти месяцы, а не прозябал на дне шахты, где тебе самое место. А если бы мы не потеряли голову позапрошлой ночью и в полном порядке убрались бы до рассвета, как это уже было сотню раз? Ты бы сейчас подлизывался ко мне, чтобы набить карманы! Ты бы вилял хвостом вместе с остальными подлыми шавками, выпрашивая свою долю добычи, называя меня Господом Всемогущим; ты бы лизал мне сапоги и валялся в пыли. А теперь беги, если хочешь; беги к берегам Тамара с поджатым хвостом, и будь ты проклят! Я и один справлюсь хоть с целым светом.
Разносчик принужденно хохотнул и пожал плечами.
— Разве мы не можем поговорить, не перерезав при этом друг другу глотки? Я не пошел против тебя, я по-прежнему на твоей стороне. Я знаю, что все мы были пьяны до умопомрачения в Сочельник; не будем больше об этом; что сделано, то сделано. Вся компания разбежалась, значит, с ними не надо рассчитываться. Они слишком напуганы и не станут высовываться и беспокоить нас. Стало быть, остаемся ты да я, Джосс. Мы с тобой увязли в этом деле глубже всех, так что чем больше мы станем помогать друг другу, тем лучше для нас обоих. А теперь нужно все обговорить и понять, на каком мы свете; вот почему я здесь. — Гарри опять рассмеялся, показывая мягкие десны, и принялся барабанить по столу короткими грязными пальцами.
