Нора Робертс - Дорогая мамуля
– Я тоже на это подписался. Идите работайте, лейтенант.
– Ладно. Ладно, – повторила Ева, когда он скрылся за дверью своего кабинета. Она повернулась к компьютеру: – Ну что ж, будем отрабатывать нашу зарплату.
Она вывела на экран список девочек, побывавших на попечении у Труди, и начала копаться в их жизни.
Одна мотала третий срок за нападение с отягчающими обстоятельствами. Хорошая кандидатура, подумала Ева, если бы она не сидела сейчас в камере в Мобиле, штат Алабама. На всякий случай она позвонила начальнику тюрьмы и получила подтверждение.
Вычеркиваем.
Другая была разорвана на куски во время выступления в подпольном стриптиз-клубе в Майами, когда на вечеринку ворвалась пара психов, обвешанных взрывчаткой. Фанатики-бомбисты, припомнила Ева, протестующие ценой собственной и сотен чужих жизней против того, что они считали эксплуатацией женщин.
Следующая проживала в Де-Мойне, штат Айова, была замужем, работала учительницей в начальной школе. Один ребенок, мальчик. Муж – компьютерный аналитик. Зарабатывали вдвоем совсем неплохо. Труди могла зачерпнуть из этого колодца.
Она позвонила в Айову. Лицо женщины, появившееся на экране видеотелефона, казалось изможденным. На заднем плане что-то грохотало и взрывалось.
– Счастливого Рождества, помоги мне бог. Уэйн, пожалуйста, сделай потише хоть на пять минут. Извините.
– Без проблем. Карли Твин?
– Совершенно верно.
– Я лейтенант Даллас, Департамент полиции Нью-Йорка.
– Нью-Йорк? Мне надо сесть. – Послышался тяжелый вздох, видеоэкран накренился, позволив Еве разглядеть грандиозный беременный живот. Опять вычеркиваем, подумала она, но довела разговор до конца.
– А в чем дело?
– Труди Ломбард. Помните такую?
Лицо Карли изменилось. Напряглось.
– Да. Несколько месяцев я находилась на ее попечении, когда была ребенком.
– Припомните, пожалуйста, когда вы в последний раз вступали с ней в контакт.
– А что? Уэйн! Прекрати немедленно! А в чем дело? – повторила Карли.
– Миссис Ломбард была убита. Я веду следствие.
– Убита? Погодите минутку, я должна перейти в другое место, а то я ничего не слышу. – Последовала пауза, затем женщина заговорила снова: – Она была убита? Как?
– Миссис Твин, я хотела бы знать, когда вы в последний раз разговаривали с миссис Ломбард или имели с ней какие-либо иные контакты.
– Я под подозрением?
– Тот факт, что вы не отвечаете на простой вопрос, сам по себе кажется мне подозрительным.
– Мне было двенадцать лет, – возмутилась Карли. – Я была на ее попечении восемь месяцев. Потом моя тетя сумела получить права опеки, и я уехала жить к ней. На том дело и кончилось.
– Тогда почему вы так рассердились?
– Потому что нью-йоркский коп звонит мне домой и задает вопросы об убийстве. У меня семья. Я на восьмом месяце беременности, ради всего святого! Я педагог!
– Но вы так и не ответили на мой вопрос.
– Мне нечего сказать о ней или об этом деле. Нечего. Без адвоката я ничего говорить не буду, так что оставьте меня в покое.
Экран погас.
– Душевно поговорили, – вслух заметила Ева. Она не могла себе представить, как Карли Твин со своим животом добирается до Нью-Йорка и вышибает мозги Труди Ломбард, но из списка ее не вычеркнула.
При следующем звонке она нарвалась на автоответчик. Два восторженных голоса.
– Привет! Это Прю!
– А это Алекс!
– Мы не можем ответить вам сейчас, у нас медовый месяц на Арубе!
Перезвоните, когда вернемся. Если вернемся.
Значит, кто-то и впрямь пользуется снижением цен и летит на тропические острова, подумала Ева. Но если Прю и Алекс сказали «да» у алтаря, значит, они сделали это буквально на днях, и данные еще не попали в федеральный учет.
Она запросила подтверждение в отделе регистрации Нови, штат Мичиган. Прю и Алекс действительно подали заявку на брачную лицензию и пустили ее в ход не далее как в прошлую субботу.
Вряд ли они сделали крюк и заехали в Нью-Йорк, чтобы совершить убийство, по пути к трем заветным «С»: солнцу, серфингу и сексу.
– Ладно, Макси Грант из Лос-Анджелеса, послушаем, что ты нам скажешь. Адвокат, да? И у тебя собственная фирма? Значит, дела у тебя идут неплохо. Держу пари, Труди была бы не прочь оттяпать кусок.
С учетом разницы во времени Ева первым делом набрала рабочий номер Макси Грант.
На звонок ответили на втором гудке. Ответила весьма деловито женщина с копной рыжих кудряшек, обрамлявших волевое, четко вылепленное лицо с серо-зелеными глазами.
– Макси Грант, чем я могу вам помочь?
– Лейтенант Даллас, Департамент полиции Нью-Йорка.
– Нью-Йорк? Вы засиделись на работе, лейтенант.
– А вы всегда сами отвечаете на звонки, мисс Грант?
– Бывает, и притом частенько. Чем я могу помочь Нью-Йорку?
– Труди Ломбард.
Улыбку, искривившую губы Макси, никак нельзя было назвать дружеской.
– Сделайте мне подарок к Рождеству. Скажите, что вы из отдела убийств и что сука лежит на плите в морге.
– Именно это я и собираюсь вам сказать.
– Серьезно? Ну тогда созывайте оркестр, я буду играть на геликоне.
– Как я понимаю, вы не член ее фанклуба.
– Я ненавидела ее до печенок. Я ненавидела атомы, составлявшие ее печенки. Если вы взяли тех, кто с ней это устроил, я хочу пожать им руку.
– Может быть, вы мне скажете, где вы были с прошлой субботы до понедельника?
– Бога ради! Я была здесь. Я хочу сказать, на побережье. Даже я не торчу на работе круглые сутки. В субботу, с восьми до полудня, у меня общественная работа в монастыре Святой Агнессы. Я тренирую волейбольную команду девочек. Могу дать вам список участниц, если хотите проверить. Потом прошлась по магазинам с приятелем. Рождественские покупки. Потратила слишком много, но это же Рождество! Могу дать имя приятеля и предъявить чеки. В субботу вечером была на вечеринке. Домой вернулась в третьем часу ночи. И вернулась не одна. Секс и завтрак в постели воскресным утром. Сходила в спортзал, прибралась дома. Воскресным вечером немного поработала дома. Ну, поделитесь деталями! Она страдала? Ну, я вас очень прошу, скажите мне, что она страдала!
– Лучше вы мне скажите, почему вам так хочется это услышать.
– Девять месяцев она держала меня в аду. Если вы не полная недотепа, а этого вроде не скажешь, у вас сейчас перед глазами мое личное дело. Я попала в детский дом, когда мне было восемь, после того как мой старик забил мою мать до смерти и довел-таки свою жалкую задницу до тюремной камеры. Никто не захотел меня взять. Госсистема спихнула меня этой подлой садистке. Она заставляла меня тереть полы зубной щеткой, запирала в спальне каждую ночь. Иногда даже электричество перекрывала, чтобы я сидела в темноте. Говорила, что моя мать получила по заслугам и что я кончу, как она. Я начала воровать, копить деньги на побег, но она меня подловила. Пожаловалась копам, показала им синяки у себя на руках и на ногах, заявила, что это моих рук дело. Будто бы я на нее напала. Я эту дрянь ни разу в жизни пальцем не тронула. Меня упекли в колонию. Я озлобилась, стала ввязываться в драки. Вам такая картинка знакома?
