Анна Дубчак - След страсти
...На глазах у Амфиарая Рита спрятала коробку в шкаф, рядом с коробками с обувью, и ей сразу же стало как-то не по себе: теперь драгоценности, которые она согласилась принять от своего любовника, находились по соседству с зимними теплыми ботинками покойного Оскара, его легкими, свиной кожи, летними туфлями и круглой коробкой с его почти что новой французской велюровой шляпой. Она сразу же представила себе Оскара, спокойно возвратившегося «на побывку» с того света и устроившегося где-нибудь рядышком в кресле (если вообще не присевшего на супружеское ложе) и с интересом наблюдавшего теперь за «сладкой парочкой» — своей распутной женой и Амфиараем, — заботливо укладывающей сокровища в их семейный шкаф.
— Теперь ты спокойна? — Амфиарай обнял ее. — Я не знаю, что еще можно сделать, чтобы ты наконец доверилась мне. Я — с тобой, Рита. Ты веришь мне?
Он смотрел ей в глаза и обдавал ее лицо своим дыханием. И она таяла в его объятиях, как сладкое, съедобное масло, обреченное быть проглоченным этим смертоносным неведомым греческим насекомым по имени Амфиарай. Ни тело ее, ни разум не принадлежали ей. Понимая, что принесенные сюда драгоценности — залог ее принадлежности этому мужчине, она дрожала, чувствуя, как его властные и нетерпеливые руки лишают ее одежды, как снимают покров за покровом, обнажая постепенно тело, а вместе с ним и душу.
— Амфиарай, я прошу тебя, не надо здесь, не надо... Здесь Оскар. Он следит за нами, он все видит, и ему больно видеть нас вместе... Ну, пожалуйста, я прошу тебя... Не здесь, не здесь! Не на этой постели.
По лицу ее текли слезы. Прорычав что-то и, видимо, разозлившись на эти слова, Амфиарай резким движением перевернул ее на живот, и она прямо лицом упала на мягкую подушку, еще хранившую запах тела и волос живого Оскара. Это было невыносимо. Двойное чувство отвращения охватило ее — ей показалось, что ее хотят взять сразу двое мужчин — Оскар и Амфиарай, — и одинаково отвратительным ей показалось предстоящее совокупление. Ее женское естество противилось вторжению грубой и огненной мужской плоти. Сомкнув бедра и словно окаменев, Рита ждала развязки. Она знала, чувствовала, что сейчас наступит тот момент, которого она всегда боялась в отношении с мужем и, не допуская которого, уступала по первому его требованию: грубость, замешенная на злости и непонимании ее как женщины, не желающей этого мужчину. Оскар, муж, как мог он поверить в то, что живущая рядом с ним женщина не хочет его, живет и не хочет. Или Амфиарай. Она ушла от мужа к нему, тогда почему же сопротивляется самому естественному желанию, которое только может мужчина испытывать к женщине? Что это? Обман? Его обманули? Рита, выходит, обманывала не только своего мужа, живя с ним, но не желая его, но и Амфиарая, своего любовника, близость с которым приносила ей невыносимое блаженство и одновременно вызывала чувство отторжения... И разве она не понимала того, что стоит им переступить порог ее квартиры, как Амфиарай — завоеватель, оказавшись в стане своего соперника, первое, что сделает, это овладеет женщиной, Ритой, женой Оскара?! Она и хотела этого, и не хотела. Она боялась очередного предательства по отношению уже к покойному Оскару и словно видела его, сидящего на кресле и с презрением разглядывающего совокупляющуюся пару...
Амфиараю помешал звонок в дверь. Он прозвучал как раз в тот момент, когда она с закинутыми назад, руками и перекошенным от отвращения лицом затихла на постели среди подушек и смятых простынь, готовая принять своего нового хозяина.
Ее любовник замер, прислушиваясь, словно спрашивая, а не послышался ли ему этот так не вовремя прозвучавший звук. Лицо его напряглось, когда он с силой повернул Риту за плечи, чтобы увидеть ее мокрое от слез, красное лицо и спросить, кто бы это мог быть.
— Я не знаю...
— Но ты не откроешь... Ты же понимаешь, что теперь ты не имеешь права открывать дверь другим мужчинам. Теперь я твой мужчина. Я твой муж, и ты должна соблюдать приличия.
— А с чего ты взял, что я приличная женщина? — Слова вырвались против ее воли, она даже испугалась.
— Не говори глупостей...
И он, растопырив пальцы и всей сильной пятерней прижав ее шеей к постели, медленно вошел в нее. Она застонала от непонятного чувства, похожего на боль, но пронзившего ее всю, от макушки до кончиков пальцев. Тот, кто звонил за дверью, и не подозревал, что каждым своим звонком словно подгоняет движения Амфиарая. Этот отвлекающий и раздражающий звук оказался роскошным подарком для такого искушенного в любви и находящего удовольствие во всем, что только может усилить сексуальное чувство, мужчины, каким был Амфиарай. Звонки возбуждали его, придавали сил... Когда же Рита услышала голос Можарова, требующего, чтобы ему открыли, она поняла, что потеряла своих друзей и что теперь она не посмеет посмотреть в глаза ни ему, ни Сашеньке, ни даже Тае... Она понимала, что Можаров звонит, обеспокоенный лишь тем, что ей здесь, в ее квартире, может грозить опасность. Он наверняка выследил их, ведь он знал про квартиру на Варварке, значит, он мог видеть Амфиарая, который привез ее и поднялся с ней сюда.
Амфиарай затих, поднялся и, обливаясь потом, сел на постели. Тело его блестело, волосы казались политы сахарным сиропом. Приторный мужчина, наполнивший ее сладкой отравой.
— Это Можаров... Я слышу его голос, больше некому... Ты хочешь ему открыть? Ты уже спала с ним? Он — твой любовник? Это он утешал тебя, когда я исчез?
Он говорил это тихим голосом, но для Риты лучше было бы, если бы он заорал на нее или даже ударил.
— Ты не смеешь разговаривать со мной таким тоном... особенно после того, что ты сейчас сделал здесь, на кровати, где я столько ночей провела со своим мужем... Тебе было важно сделать это? Ты хотел этого?
— Я хотел тебя, и этого, я думаю, вполне достаточно. Ты стала очень нервной, Рита. Господи, да когда же он прекратит звонить?!
— Я думаю, надо открыть. Он не уйдет. Он все знает, Амфиарай, он знает, что ты тогда бросил меня и исчез, а потому сделает все, чтобы убедиться в том, что со мной все в порядке... Он мой друг, Рай...
— А я что, твой враг?
Амфиарай накинул на себя простыню и сел, свесив руки. Покачал головой. Можаров ну никак не входил в его планы.
