Галина Романова - Любитель сладких девочек
— Будь гостьей в моей скромной обители, Мария Ивановна…
Скромная обитель мало сказать была роскошной, она была изысканно роскошной. Если комод, то восемнадцатого века Если картина на стене, то непременно подлинник Если ковер под ногами, то обязательно ручной работы.
— И как тебе мой дом? — Гарик нетерпеливо сверкнул в ее сторону черными глазищами.
— Очень мило, — промямлила Маша, которая вдруг потерялась в своем джинсовом костюмчике среди этой роскоши — А где у тебя здесь ванная?
— Хм, — слишком уж многозначительно хмыкнул Гарик, мазнув откровенным взглядом по ее высокой фигуре. — Какой тривиальный вопрос, не находишь? Не успели мы переступить порог, как девушка запросилась в ванную, а потом…
— А потом я попрошу у тебя поесть! — скороговоркой выпалила Маша, покраснев до корней волос и мгновенно почувствовав себя голой. — И прекрати так смотреть на меня, Гарик! Это…
— Это что? — Он вдруг шагнул к ней, став почти вплотную.
— Это непорядочно, — она отступила, осознав как-то вдруг и сразу всю двусмысленность своего положения. — К тому же у меня к тебе серьезный разговор.
— Ну что же, разговор так разговор. Идем, покажу, где ванная.
Гарик пошел темным извилистым коридором, увлекая ее все дальше и дальше от спасительной входной двери. Конечно, она не думала, что он сейчас вдруг остановится и набросится на нее, но когда заперла за ним дверь в ванную, ей стало намного спокойнее.
— Халат на вешалке, — крикнул ей уже из-за двери Гарик. — Его еще никто ни разу не надевал.
Что будешь есть?
— Мне все равно, — крикнула в ответ Маша, не в силах заставить себя выйти к нему.
— Мясо? Рыбу? — продолжал надрываться по ту сторону двери Гарик.
— Да!
— Что да?!
— Мясо, если можно. — Маша открыла воду и принялась стаскивать с себя насквозь пропитавшиеся пылью и потом вещи.
«И отстань от меня наконец!» — хотелось еще ей добавить, но Гарик с вопросами закончил. Видимо, ушел готовить ей мясо. Пусть себе похлопочет. Настроение у него, кажется, пошло по нарастающей, если позволил себе свои обычные вольности на ее счет. Ну и пусть. Пусть лучше он будет таким, каким она его привыкла видеть. А тот, перепуганный и растерянный, которым он ей показался в машине, ее сильно настораживал. Можно, конечно же, и за друга попереживать, но не до такой же степени, что пот прошибает и руки до синевы в руль вцепляются. Ладно, с этим ей тоже придется разобраться со временем. И разберется непременно! Коли уж в хитроумных ходах Панкратова сумела не запутаться, то уж Гарика ей прочесть — раз плюнуть. Она им еще всем покажет, чего стоит в этой жизни. Это Нинка-дура решила на чужих секретах себе состояние сколотить, потому и в ящик сыграла преждевременно. Она, Маша, пойдет другим путем. Ей денег не надо.., чужих. У нее и своих хватает. Вот разберется тут со всеми умниками и уедет домой. И начнет там новую жизнь, о которой давно и безуспешно мечтала…
Вода выбивалась из крана бурным потоком, вспенивая мыльные брызги в крохотные айсберги и отдаваясь оглушительным ревом в ушах. В окно под потолком врывались солнечные лучи, играя в изумрудных листьях папоротников, которыми были увешаны все стены.
— Красиво… — прошептала Маша и непонятно чему улыбнулась. — Все будет хорошо. У меня все будет хорошо…
Ей и на самом деле верилось в то, что она стоит на пороге новой жизни, которая будет много лучше, чем вся ее предыдущая. Она просто не знала, что мужчина, мечущийся сейчас по первому этажу своей шикарной квартиры, совсем не разделяет ее точки зрения.
Он трижды подходил к двери ванной и заносил руку для стука, но трижды отступал. Потом возвращался в кухню, влезал под крышку сковородки и, убедившись, что с жарящимся мясом все в порядке, вновь начинал метаться.
Как ему поступить с ней? Что делать ему? Не с ней, не с ним, а как ему лично определиться с самим собой? Он знал, что далек от совершенства, знал, что его адвокатская практика и клятвопреступление идут рука об руку, и сподличать ему так же просто, как, скажем, кому-то сходить утром в туалет.
Но он никогда и никого не убивал. Даже в раннем детстве, когда ровесники истязали дворовых кошек и подбивали из рогатки воробьев, он не принимал в этом участия. Нет, смотреть он смотрел. И даже без должного содрогания смотрел, но вот чтобы самому…
— Черт! — рыкнул Гарик и уронил крышку от сковородки на пол, больно обжегшись.
Мясо получилось сочным и аппетитным на вид.
Он выложил его на тарелку и, подумав, обильно посыпал мелко нарубленной кинзой. Потом достал два пузатых фужера и бутылку белого вина. Может быть, она и не захочет с ним пить, но предложить все же стоит. Так сказать, для того, чтобы снять напряжение… Что-то она там долго плещется. Не уснула ли? Слишком уж измученной выглядела, когда он заметил ее сидящей на ступеньках ресторана.
Измученной и заброшенной. Что-то похожее на жалость шевельнулось тогда в его душе. Но стоило этой дрянной бабе открыть рот, как вся его жалость улетучилась. Нет, ее просто нельзя рассматривать как человека. Как самку — да, это сколько угодно.
Природой ей было отмерено всего вдоволь, тут не поспоришь. Он даже, помнится, неловкость почувствовал, наткнувшись рукой на ее грудь, когда пытался вытолкнуть из автомобиля. Ноги длинные и достаточно красивые. Талия, грудь, плечи — все в полном соответствии со стандартом. Он все это сумел преотлично рассмотреть в день их с Володькой бракосочетания. Ну сподличал, сподличал в очередной раз, купив ей платье, больше напоминающее ночную сорочку. Слишком уж велико было искушение поизмываться над самозванкой да заодно и разглядеть ее как следует, коли уж случай представился.
Гарик поднял глаза к потолку. Левее на пару метров располагалась его ванная комната. И там сейчас купалась Машка. Вся такая.., такая голая и соблазнительная. Кожа наверняка зарозовела от воды и мыла. Он знал эту особенность у блондинок. От горячей воды их кожа начинала светиться розовым изнутри, будто жемчужина. Володька эту особенность отмечал еще там, на Севере. Говорил, что кожа ее отсвечивает, словно спелое яблоко в густой листве. Нет, сравнение с жемчужиной ему лично нравится куда больше.
Сейчас она наденет его новенький халат. Темно-синего цвета, он как нельзя лучше подойдет к ее светлым волосам. Она наверняка их вымоет и распустит. Но даже если поднимет кверху, тоже ничего. Шея будет открытой для.., для поцелуев, черт бы все побрал. Да, да, да! Он хочет ее! Точно! Вот в чем причина его неприязни к ней. Надо же, как все просто. Гарик ошалело поводил головой и, опустив глаза в пол, обессиленно осел на мягкую скамью.
Он же с точностью до секунды помнил тот момент, когда она распахнула дверь вагончика и, кутаясь в простыню, уставилась на него своими странными глазищами. Это он только потом понял, в чем странность, но поначалу опешил. Ресницы…
