Виктория Холт - Властелин замка
— Мне надоело говорить по-английски. Такой скучный язык, — она засмеялась. — Это был брак по расчету. Так говорят.
— Во всех браках есть доля расчета.
На это она опять засмеялась.
— До свидания, мисс. Пожалуй, я не поеду. Своим неделикатным разговором или даже взглядом я могу поставить вас в неловкое положение.
Она пришпорила лошадь и повернула назад. Я направилась было за ней, потому что ей не следовало ездить по окрестностям одной. Но она ускакала от меня и исчезла в небольшой рощице.
Меньше, чем через минуту, я услышала выстрел.
— Женевьева! — позвала я. Скача к роще, я услышала ее крик. Ветви деревьев цеплялись за мое платье, словно хотели задержать. Я опять позвала в отчаянии:
— Женевьева, где вы? Что случилось?
Она всхлипывала:
— О мисс… мисс…
Я поехала на звук ее голоса. Она сошла с лошади, которая спокойно стояла рядом с ней.
— Что происходит… — начала было я, когда вдруг увидела графа: он лежал на траве рядом с лошадью. Весь его костюм был залит кровью.
— Он… его… убили, — еле выговорила Женевьева.
Я соскочила с лошади и опустилась на колени подле графа. Леденящий ужас охватил меня.
— Женевьева, — сказала я, — быстро отправляйтесь за помощью. Ближе всего Сен-Вальен. Пошлите кого-нибудь за врачом.
Она вскочила в седло.
Что происходило потом, смешалось в моем сознании. Я слышала удаляющийся стук копыт.
— Лотер… — произнесла я впервые его необычное имя. — Этого не может быть. Я не вынесу. Я вынесу все, кроме твоей смерти.
Я увидела его короткие пушистые ресницы; веки были сомкнуты, унося свет из его жизни… и моей — навсегда…
Но мысли приходят и уходят, а руки действуют. Я взяла его руку и меня охватил дикий восторг, потому что я ощутила слабый пульс.
— Он жив, — прошептала я. — О господи, благодарю тебя… благодарю, — со слезами в голосе твердила я, и огромное счастье пронизывало все мое существо.
Я расстегнула жакет. Если он ранен в грудь, как я думала, должно быть отверстие от пули. Но я его не нашла. Он не истекал кровью.
Вдруг я поняла. Его не застрелили. Кровь была от лошади, лежавшей рядом.
Я сняла свой жакет и, свернув его, положила ему под голову; мне показалось, лицо его порозовело, веки подрагивали.
— Ты жив… жив… благодарю, господи, — услышала я свой собственный голос.
Я молча молилась о том, чтобы помощь подоспела вовремя. Я молилась, чтобы с ним ничего не произошло. Стоя на коленях, глядя в его лицо, я шептала молитву.
Потом тяжелые веки дрогнули, поднялись, он смотрел на меня. Наклонившись к нему, я видела, как шевельнулись его губы.
Я все дрожала: чувство, охватившее меня в последние минуты, было невыносимо — страх сменился нежданной надеждой, в которой тоже была примесь страха.
— Все будет хорошо, — сказала я.
Он закрыл глаза, а я, стоя около него на коленях, ждала.
Глава 8
Граф отделался сотрясением мозга и несколькими синяками. Застрелили только лошадь. В замке, на виноградниках и в городке долго обсуждали это происшествие. Состоялось расследование, но личность стрелявшего не установили, потому что пуля могла быть выпущена из любого из сотен ружей, имевшихся в округе. Граф почти ничего не помнил из того, что случилось. Он мог только сказать, что прогуливаясь верхом в рощице, он наклонился, чтобы проехать под ветвями деревьев — остальное начисто вылетело у него из памяти, он помнил лишь, как его клали на носилки. Предполагалось, что это движение спасло ему жизнь, потому что пуля отскочила рикошетом от дерева, пробив голову лошади. Все это произошло мгновенно; лошадь рухнула, и граф потерял сознание.
Все последующие дни я была вне себя от счастья. Это было глупо, но имело значение лишь одно: он остался жив.
Мне всегда было присуще благоразумие, и даже в те дни я спрашивала себя, что сулит мне будущее. Что же случилось со мной, что я позволила мужчине обрести такую власть над собой? Трудно было ожидать, что он испытывает ко мне подобные чувства; а даже если это так, репутация его такова, что всякой разумной женщине следовало его избегать. А не я ли гордилась своим благоразумием?
Но все же в те дни в моей жизни не было ничего, кроме безумной радости и облегчения.
Я решила зайти в кондитерскую, расположенную на базарной площади. Во время дневных прогулок я часто заходила туда выпить чашечку кофе.
Мадам Латьер, хозяйка кондитерской, радушно приветствовала меня; она всегда была рада посетителям из замка, и подав кофе, обычно находила повод постоять рядом и поболтать.
На сей раз она поспешила обсудить недавнее событие.
— Извиняюсь, мадемуазель. Я слышала, что господин граф не пострадал. Слава богу, ангел-хранитель отвел от него беду.
— Да, ему повезло.
— Какой ужас, мадемуазель. Кажется, теперь в наших лесах небезопасно. И ведь того, кто это сделал, так и не нашли.
Я покачала головой.
— Я сказала Латьеру, чтобы он не ездил через тот лес. Мне бы не хотелось, чтобы его принесли на носилках. Однако, Латьер — хороший человек, мадемуазель. У него здесь нет врагов.
Я смущенно помешивала кофе.
Она рассеянно смахнула полотенцем со стола. — Ах, этот господин граф. Он настоящий повеса. Мой дед часто рассказывал мне о тогдашнем хозяине замка. Он не пропускал ни одной девушки в округе… но всегда, когда нужно, находил им мужей, и поверьте мне, они были не в обиде. Говорят, в Гейяре многие своим обликом напоминают графское семейство. Это передается по наследству. Вот вам пример низости человеческой натуры.
— Как изменились виноградники! — сменила я тему беседы. — Мне сказали, что если постоит теплая и солнечная погода, год будет хорошим.
— Хороший будет урожай, — она засмеялась. — Господь возместит господину графу то, что произошло с ним в лесу.
— Надеюсь.
— Да, это предупреждение, разве нет, мадемуазель? Клянусь, он еще не скоро будет разъезжать в этом лесу.
— Наверное, — неловко ответила я и, допив свой кофе, собралась уходить.
— До свидания, мадемуазель, — с тоской сказала мадам Латьер. Она, видимо, рассчитывала еще посплетничать.
Я не могла удержаться и пошла навестить Габриэль прямо на следующий же день. С тех пор, как мы виделись с ней в последний раз, она изменилась; в поведении ее сквозила нервозность, но когда я похвалила ее новый очаровательный домик, она просияла.
— На такое я не смела и надеяться, — сказала она.
— А как вы себя чувствуете?
— Хорошо, я уже встречалась с мадемуазель Карре, это акушерка. Она сказала, что все в порядке, и теперь это только дело времени. Мать Жака всегда рядом, она очень добра ко мне.
