Марина Крамер - Марго, или Люблю-ненавижу
– И что? Ты выставишь меня? Алекс, поверь – я могу уехать хоть сейчас.
– Да? И куда же вы, мадам, направитесь? В объятия к супругу? То-то радости будет! – ехидно поддел Алекс. – Он с тебя кожу снимет столовым ножом – и все. Коврик потом сделает, к кровати, чтоб каждое утро тебя видеть.
– Тебе-то что за забота? – огрызнулась она.
– Мне? Значит, есть забота, Мэ-ри… значит, есть… – Он начал наклоняться к ней, и я зажмурилась – стало почему-то больно видеть, как он сейчас поцелует ее.
Однако в ответ раздался голос Мэри:
– Не заставляй меня унижать тебя пощечинами. Алекс, это просто за гранью. Я очень люблю Марго и не сделаю ей больно.
– При чем тут Марго?
– При том, – отрезала она. – Говори, зачем пришел.
– Подари мне свой локон, Мэри.
– Заболел? – удивилась она. – Что за ерунда?
– Прошу тебя. Мне это важно.
– Алекс, ты спятил…
– Так можно? – Алекс огляделся и увидел в раскрытой косметичке маникюрные ножницы.
Пощелкав ими, он придвинулся к Мэри, вытянувшейся от неожиданности в струнку, намотал на палец прядь ее рыжих волос и приблизил к ним острые лезвия ножниц. Отрезав волосы, он не сразу отпустил Мэри, а зачем-то провел кончиками ножниц по ее щеке от виска к подбородку. Мэри не шевелилась и не отводила от него взгляда. Алекс вдруг увлекся этим – ножницы скользили по лицу Мэри, а она по-прежнему не двигалась и все смотрела ему в глаза. Эти ужасные ласки привели меня в полубессознательное состояние – я все время ждала, что вот сейчас, сейчас он нажмет чуть сильнее – и на бледной коже Мэри покажется полоска крови. Черт! Я словно сглазила его – он вздрогнул и отшвырнул ножницы. Мэри даже не шелохнулась, сидела, как замороженная, и смотрела на то, как суетится по комнате Алекс, отыскивая что-то, чем можно стереть кровь.
– Прости, я не хотел…
– Не ври, – ее голос был глухим и тихим, я еле разобрала. – Ты хотел – просто не мог найти повода.
– Мэри…
– Уходи, Алекс. Я все сделаю сама. Уходи. Нет, стой. – Она с усилием сняла с пальца перстень, провела им по кровоточащей ранке на щеке и протянула Алексу: – Вот, возьми. Ты ж на память хотел – так пусть будет это.
– Зачем… – начал он, но Мэри повысила голос:
– Все, уходи. Мне больно, я хочу встать и обработать рану.
Алекс поднялся, небрежно надев кольцо на мизинец, и вышел. Наткнувшись на меня, он даже не удивился, кажется, а только спросил шепотом:
– Опять подслушивала? Собирайся, нужно ехать.
Когда я, уже совершенно готовая к выходу, постучала в его кабинет и толкнула дверь, не дождавшись приглашения, то обнаружила Алекса сидящим в кресле и рассеянно вертящим в пальцах перстень Мэри. Я приблизилась и заглянула через плечо – он рассматривал неровные штрихи, оставленные капельками крови на идеальной поверхности бриллианта.
– Она ненормальная, Марго, – буднично сообщил он мне, словно я сама не знала этого.
– А кто нормальный, Алекс? Я? Или, может быть, ты?
– Марго, она не говорила тебе, что знает дату своей смерти? – неожиданно спросил он, и я вздрогнула:
– Ты что?! Нет, конечно.
– А вот мне сказала. Но назвать отказалась, хотя я очень настаивал.
– Зачем тебе?
– А как иначе я смогу ее уберечь?
С этого момента я опять перестала его понимать. То он кричит, что знать ее не желает, называет сучкой и ненормальной, а то говорит тихим голосом такие ужасные вещи и собирается защищать ее от чего-то. Кто из них двоих более ненормален, определить не взялся бы, я думаю, ни один психиатр. Так что куда уж мне…
Пока я размышляла, Алекс успел сложить в сумку вещи Мэри, упаковать в почтовый конверт прядь ее волос и только над перстнем он задержался на мгновение, еще раз внимательно осмотрел его и только потом опустил в тот же конверт.
– Едем, Марго, много дел.
Он привез меня на какой-то пустырь – я даже не думала, что в Швейцарии случаются такие заброшенные места. Это не была свалка в прямом смысле, но тут полно было остовов старых автомобилей, каких-то полуразложившихся покрышек, запчастей, горы старых газет и тряпья. Запах соответствующий… Меня едва не вывернуло наизнанку, я с трудом дышала, стараясь делать это пореже, чтобы не вбирать в легкие здешний смрад.
Алекс извлек из багажника сумку и какой-то бумажный пакет, из которого вынул яркую коробку.
– Что это? – спросила я, борясь с подкатившей тошнотой.
– Это Мэри, – хохотнул Алекс, разворачивая коробку лицевой стороной ко мне.
Я присмотрелась и ахнула – надувная кукла из секс-шопа. Но самым забавным моментом оказалось имя на упаковке, то, которое нужно, – «Мэри». Не зная, плакать или смеяться, я отвернулась, а Алекс, распаковав коробку, вздохнул:
– Господи, ты видишь, чем приходится заниматься ради паршивых ста тысяч?
– Ста тысяч? – удивилась я, и он подтвердил:
– Да, дорогая. Именно в эту сумму оценил Костя жизнь своей обожаемой жены. Сто тысяч в европейской стабильной валюте. Вот так.
– И ты что же – возьмешь?
Он посмотрел так, словно поймал меня за каким-то неблаговидным занятием:
– Марго, а как ты думаешь?
– Алекс…
– Так, все, хватит. Там в пакете парик, приведи его в божеский вид, пока я девочку надуваю.
Какое счастье, что со стороны нас никто не видит, думала я, безжалостно дергая расческой длинные, почти как у Мэри, искусственные волосы парика. Два идиота – один надувает резиновую куклу, другая парик вычесывает…
Общими усилиями мы натянули на надувную игрушку джинсы и майку Мэри, нацепили парик, и Алекс уложил ее лицом вниз между двух полусгнивших кузовов. Из того же пакета извлек бутылку с какой-то краской, плеснул на затылок куклы и щедро разлил вокруг.
– Кровь, – объяснил он мне, и я усомнилась:
– Настоящая?
– На, попробуй. – Он сунул бутылку прямо к моему носу, и я не выдержала, зажала рот и кинулась в сторону.
Меня выворачивало минут пять, я уже еле держалась на ногах, когда Алекс соизволил подойти и потрепать меня по спине:
– Ну, что ты? Испугалась? Идем, в машине вода есть, попьешь и умоешься. Я уже закончил. – С этими словами он сунул мне в руки два поляроидных снимка. Они были чуть размазаны, но Алекс объяснил, что сделал это намеренно, мол, торопился, нужно было срочно уходить – так он объяснит заказчику.
– И он поверит? – недоверчиво переспросила я, рассматривая снимки и понимая, что даже я вижу лежащую на животе Мэри с пробитой головой.
– Поверит. Ему слишком хочется видеть ее мертвой, а волосы и перстень только подкрепят его уверенность.
– Вот урод, – процедила я сквозь зубы.
– Это точно…
Мы возвращались домой молча, я получила слишком много эмоций, чтобы разговаривать о чем бы то ни было, а Алекс всю дорогу болтал по телефону. Я не вслушивалась, как, собственно, никогда раньше. Мне не терпелось скорее увидеть Мэри, обнять ее, убедиться, что она жива.
