Трейси Гузман - Райская птичка
Выберите что-нибудь миленькое. Миленькое. Слово застряло у нее в горле. Чужие слоги, попавшие не на тот язык. Это было слово, которое Элис давным‑давно вычеркнула из лексикона. Для себя она использовала эпитеты с более жесткими нотками: пугающе умная, упертая, сдержанная, целеустремленная.
Раньше всегда была Натали, с которой она воевала и которой показывала свои самые острые зубы. Натали заставляла ее вырывать с боем каждую крупицу жизни, до которой она еще могла дотянуться. Решимость противостоять сестре была сильной мотивацией, помогавшей прожить день. Теперь, когда Натали не стало, Элис чувствовала, что на месте сестры обживается что-то другое – тесные объятия поражения, того самого, которое всегда дожидается своей очереди.
– Финей говорит, что мы должны поужинать с вами сегодня вечером, – сказал Фрэнки, вернув ее к реальности своим кряхтящим голосом.
– Не знала, что правила хорошего тона позволяют набиваться в гости на ужин.
– Финей говорит, что вам не помешает компания. Что вам сейчас лучше не оставаться одной, мисс Элис, – он округлил глаза. – Вам страшно?
– Страшно? Чего мне бояться?
Фрэнки понизил голос, и хотя Элис знала, что его ответ не будет стоить ее боли, она наклонила голову, чтобы лучше его расслышать.
– Духов.
– Духов? То есть привидений? Фрэнки, что за чушь ты несешь?
Мальчик смотрел на ее ступни.
– Мисс Натали.
Захотелось бы Натали преследовать ее после смерти? Духи умерших преследуют живых, только если между ними остается какая-то недосказанность. Преследовать, травить. Эти слова кувыркались в ее мозгу, точно акробаты на качелях. Нет, решила она. Привидений и без того хватает на весь дом, на все его комнаты. Для нового не найдется места.
– Скажи Финею, что если Сейси не против, то да, думаю, будет мило, если вы с ним зайдете на ужин.
– Сейси не обязательно готовить. Мы принесем еду.
– Если только твой дядя вдруг не сделался шеф-поваром, сомневаюсь, что такого ужина стоит ждать с нетерпением. А вот по поводу компании, не знаю, как можно отказаться от такого предложения. Верно, Сейси?
Экономка хмыкнула и поправила складки на юбке.
– Не знаю, не знаю. Чтобы кто-то другой готовил на моей кухне… У меня с руками все в порядке.
– Вас мы тоже приглашаем, Сейси, – пискнул Фрэнки. – Забыл сказать.
– Если мисс Натали не стало, это еще не значит, что можно перевернуть дом вверх дном. Моя работа никуда не делась.
«Но долго ли так будет?» – мелькнуло в голове у Элис. Вчера был неподходящий день, чтобы думать о деньгах, и сегодня тоже. Но скоро. Скоро она попросит Финея, который принципиально не пользовался подсказками калькуляторов, наточить карандаш и сесть вместе с ней разбираться с финансами. Она будет наблюдать, как он аккуратно выводит на конторской бумаге столбик цифр, а потом с помощью жуткой алхимии превращает его в другой столбик, но уже побольше. Конечная сумма станет хрустальным шаром, предсказывающим будущее: куда и когда ей придется уехать, от чего нужно будет отказаться. Элис представила, как финансовые ресурсы, подобно ее собственному хрупкому телу, иссякают, неумолимо пополняя графу расходов: затраты на лекарства, визиты врачей, зарплата Сейси, налоги на собственность, счета за воду, за электричество, продукты. Смерть заглядывала через плечо, обжигая дыханием Натали, подбивая послать все к чертям. «Можно все это бросить, – думала она. – Уйти от попыток быть лучше, уйти от борьбы со своей болезнью, от усталости. Просто уйти».
Но как же Фрэнки? Вот он, сидит у ее ног и с тревогой на нее смотрит.
– Этот наш пир, – напомнила она, потрепав его по голове. – Что значится в меню?
– Я не могу сказать. Я поклялся.
– Что же, в таком случае, не буду соблазнять тебя нарушить слово.
Он вскочил на ноги – неуклюжий, угловатый и, к счастью, здоровый веснушчатый парнишка.
– Надо сказать Финею.
Прежде чем толкнуть дверь-сетку, мальчик оглянулся:
– Могу сказать, что в меню будет кое-что холодное. Это только намек, всего секрета я не раскрыл.
Явно довольный собой, он подмигнул Элис, дверь за ним с шумом захлопнулась, и его ноги зашлепали сначала по ступенькам крыльца, а потом по улице – в мир.
– Поужинай с нами, Сейси.
– Я пойду собирать ее вещи, мисс Элис. Незачем им тут оставаться. Я не хочу, чтобы ее здесь что-то держало.
Элис покачала головой.
– Неужели и ты туда же? Я точно знаю, что ты в это не веришь. Натали ушла и не вернется, ни во плоти, ни в виде призрака. Слышишь меня?
– У меня все в порядке со слухом, – Сейси уперла в бедро корзину со стиркой и плавной походкой направилась к выходу из комнаты. Но, как и Фрэнки, задержалась на пороге, чтобы сказать Элис прощальное слово: – Я знаю, что она была вашей сестрой. Я знаю, что о мертвых плохо не говорят. Но я рада, что ее нет. Можете прогнать меня за эти слова, но я никогда от них не откажусь. Я рада, что ее нет. Вечно попрекала вас, вечно принижала. Пыталась держать вас в страхе. Ваша сестра больше всего на свете любила причинять вам боль.
Она повернулась и вышла в кухню.
– Не говори о ней так, Сейси.
Это было произнесено шепотом, и экономка уже слишком далеко ушла, чтобы расслышать упрек, но Элис все равно чувствовала себя обязанной защитить сестру, пусть даже из обидчиков остался только затхлый воздух гостиной.
Было бы не так больно, если бы Сейси назвала Натали по имени, позволив Элис хоть немного дистанцироваться. Сестра была девочкой, с которой она росла. А Натали – другой, той, которая много лет назад заняла место этой девочки. Элис ждала, надеясь, что в ней поднимется возмущение или гнев, но ощущала лишь грусть – оттого, что Сейси права. Знакомый голос Натали долетел до нее через года, неся с собой злобу, которой было пропитано напускное равнодушие той: «Видела вчера Финея на танцах. Не знала, что он встречается с рыжей. Ты представить себе не можешь, что она вытворяла на танцполе. Я бы сказала, что она вела себя непристойно, но люди аплодировали ее “танцам”. Теперь, когда на Финея повесили этого мальчика, ему понадобится жена. Кто-нибудь достаточно энергичный, чтобы справляться с трехлетним ребенком. Согласна? Зачем тебе новое платье, если ты все равно никуда не выходишь? В любом случае я не уверена, что мы можем себе это позволить, учитывая, сколько денег теперь уходит на твои лекарства».
В их натянутых отношениях случались короткие потепления, моменты, когда они проявляли друг к другу нечто чуть большее, чем вежливость, – дни рождения и праздники, обеды и ужины в присутствии посторонних. Но бывали и другие вещи, необъяснимые. Как в ту ночь много лет назад, когда Элис не могла уснуть. Мысль о том, что она потеряла, обрушилась на нее внезапно и без всякой причины. Это не была какая-то особая дата или время года. Может, тишина накликала. Шок потери навалился на нее с новой силой. Она согнулась пополам, рыдая, и от ее всхлипываний кровать задребезжала о стену. Она не могла остановиться. Внезапное прикосновение Натали к плечу было таким чуждым, а мука в ее голосе такой искренней.
