Нора Робертс - Любовь Лилы
— Какого черта, кто там бормочет? — Коллин ударила тростью по полу.
— Как же хочется вырвать у нее эту палку и…
— Побольше йоги, — предложила Лила, вызвав у Коко улыбку. — Я сама с ней справлюсь.
— Удачи.
— Звали, тетушка? — спросила Лила, проскальзывая в дверь.
— Ты не постучала.
— Угу, не постучала. Вечернее меню, мисс Калхоун. Надеемся, вы его одобрите.
— Вряд ли.
Коллин забрала листок, затем, нахмурившись, взглянула на внучатую племянницу:
— Что с тобой, девочка? Ты белая, как бумага.
— Бледная кожа — наша семейная черта, мы ведь ирландцы.
— Характер — вот наша семейная черта.
Коллин подумала, что когда-то уже видела такой взгляд — страдальческий, растерянный. Но тогда она была ничего не понимающим ребенком.
— Неприятность с молодым человеком.
— С чего вы взяли?
— Тот факт, что я никогда не связывалась с мужчинами, не означает, что я ничего о них не знаю. В свое время я неплохо развлекалась.
— Развлекались.
На сей раз Лиле удалось улыбнуться:
— Хорошее слово. Полагаю, некоторым из нас суждено развлекаться всю жизнь.
Она провела пальцем по столбику кровати.
— Потому что женщины часто привлекают мужчин, которые в них не влюбляются.
— Чушь мелешь.
— Нет, пытаюсь быть реалисткой. Что мне не свойственно.
— Реализм — бездушное удобство.
Лила подняла бровь:
— О Боже, боюсь, я похожа на вас больше, чем подозревала. Ужасающая мысль.
Коллин замаскировала хихиканье кашлем.
— Уходи. Ты вызываешь у меня головную боль. Девочка, — остановила секундой позже старуха, и Лила замерла в дверях, — любой мужчина, взглянув в твои глаза, либо оценит тебя по достоинству, либо сам ни черта не стоит.
Лила невесело усмехнулась:
— Что ж, тетушка, вы абсолютно правы.
Лила направилась в комнату Макса, но его там не оказалось. Она все еще размышляла, бросить ли профессору в лицо сведения о его планах или подождать, пока он не расскажет сам. Что бы там ни было, решила Лила, она последует за своими инстинктами. Небрежно подхватила брошенную любовником в изножье кровати рубашку с дурацкими картинками, которую сама уговорила его купить. И рубашка, и воспоминания заставили улыбнуться. Отложив сорочку в сторону, подошла к столу.
Макс загромоздил всю поверхность толстыми фолиантами о Первой мировой войне, ходе промышленной революции и истории штата Мэн. Лила удивленно подняла бровь, заметив альбом с модами первого десятилетия двадцатого века. Профессор также прихватил в парке одну из брошюр с детальной картой острова.
В другой груде лежали книги по искусству. Лила взяла верхнюю, открыла на закладке Макса и, как и он, почувствовала мимолетную нервную дрожь, увидев имя Кристиана Брэдфорда. Опустившись на стул перед пишущей машинкой, дважды перечитала короткую биографию.
Зачарованная и возбужденная, Лила отложила томик, взяла следующий и заметила аккуратно сложенные машинописные страницы. Какие-то отчеты, решила она со слабой улыбкой, вспомнив, как аккуратно Макс отпечатал их беседу с Милли Тобиас.
«Она стояла лицом к морю на вершине высокой каменной башни».
Охваченная любопытством, Лила, устроившись поудобнее, продолжила чтение и успела дойти до половины второй главы, когда вошел Макс. Лила испытывала такие сильные эмоции, что с трудом заставила себя заговорить:
— Твоя книга. Ты начал писать книгу.
— Да. — Макс сунул руки в карманы. — Я искал тебя.
— Это ведь Бьянка, правда?
Лила заглянула в страницу.
— Лаура — это Бьянка.
— Отчасти.
Макс не смог бы описать своих ощущений, когда увидел, что она читает его слова… слова, пришедшие не столько из разума, сколько из сердца.
— Место действия здесь, на острове.
— Это показалось правильным.
Он не двигался, не улыбался, просто стоял, выглядя сконфуженным.
— Прости. — Извинение прозвучало жестко и чрезмерно вежливо. — Не стоило читать без твоего разрешения, просто странички попались на глаза.
— Все в порядке.
Макс пожал плечами, руки в карманах сжались в кулаки. Ей совершенно не понравилось, решил он.
— Не имеет значения.
— Почему ты мне не сказал?
— Да, собственно, нечего говорить. Я написал приблизительно пятьдесят страниц, да и то вчерне. И подумал…
— Это прекрасно.
Борясь с болью, Лила поднялась на ноги.
— Что?
— Роман прекрасный, — повторила она и обнаружила, что боль стремительно перерастает в гнев. — Ты достаточно умен, чтобы понимать это. За свои годы прочитал тысячи книг и в состоянии отличить хорошую работу от плохой. И если не захотел со мной поделиться, что ж, имеешь на это полное право.
Все еще ошеломленный, Макс потряс головой.
— Все совсем не так, я…
— А как? Я достаточно хороша, чтобы делить с тобой постель, но не настолько, чтобы участвовать в принятии важнейших решений твоей жизни.
— Это нелепо.
— Отлично.
Справившись с раздражением, Лила отбросила волосы назад.
— Я нелепа. И, очевидно, уже давно.
Слезы, зазвеневшие в ее голосе, одновременно и напугали, и расстроили Макса.
— Почему бы нам не сесть и спокойно все не обсудить?
Лила прислушалась к инстинктам и толкнула ему стул.
— Вперед. Присаживайся. Но, по-моему, нет никакой необходимости что-то обсуждать. Ты начал писать книгу, но не удосужился поделиться со мной. Тебе предложили продвижение по службе, но ты не счел нужным даже упомянуть об этом. Только не мне. У вас своя жизнь, профессор, у меня своя. Мы с самого начала пришли к такому выводу. Просто мне не повезло, что я влюбилась в тебя.
— Если бы ты только…
Когда ее последние слова дошли до сознания Макса, то ослепили, ошеломили, восхитили.
— О Боже, Лила.
Макс рванулся к ней, но она подняла обе руки.
— Не трогай меня, — выпалила Лила так отчаянно, что он невольно замер.
— Чего же ты хочешь?
— Ничего. Если бы сумела удержаться от ожиданий, ты не смог бы причинить мне такую сильную боль, как сейчас. Но это — моя проблема. А теперь, прошу прощения.
Он схватил ее за запястье, прежде чем она достигла двери.
— Ты не можешь вывалить на меня все это, признаться в любви, а потом просто уйти.
— Я поступлю так, как сочту нужным.
Обдав его ледяным взглядом, Лила отдернула руку:
— Больше мне нечего сказать, да и тебя я слушать не желаю.
Она вылетела из его комнаты, примчалась в собственную и заперлась.
Гораздо позже Лила отсиживалась в спальне и проклинала себя за то, что полностью потеряла и гордость, и самообладание. Все, чего она добилась — поставила в неловкое положение и себя и Макса, да еще заполучила нестерпимую головную боль.
