Наталия Орбенина - Супруг для богини
– Но это невозможно, папа! Он ведь и так дал вам второй месяц отсрочки! Я и в прошлый раз ходила, не могу, мне стыдно!
– Глупости какие! – Извекова трясло от раздражения и упрямства дочери. – Какой еще стыд! С тебя как с гуся вода, а я и впрямь не могу смотреть ему в глаза!
– А вы позвоните ему по телефону, – осторожно предложила дочь.
– Ты просто не хочешь мне помочь! – прорычал романист и хлопнул дверью.
Вера снова вздрогнула и какое-то время продолжала стоять перед закрытой дверью. Подобные вспышки недовольства и злобы в последнее время участились. Хотя, если подумать, они нередки были и прежде, только все это мало задевало девушку, ведь в основном все удары принимала на себя сначала мать, а потом мачеха. Теперь, когда они остались вдвоем, Вера оказалась единственным объектом, на которого Извеков выливал свое раздражение. Отец выражал недовольство по любому поводу. То плох обед, то посуда недостаточно блестит, то карпы несвежи. Пыль на рояле, цветы завяли, их забыли переменить с вечера. Погода дурная, дождь моросит. Солнце слишком ярко светит. Газеты всякую дрянь публикуют. Власть беспомощна, городская управа проворовалась. Нравы грубые, народ тупой. Грязь на черной лестнице, и вонь такая, что в кухню тянет.
Все чаще Вениамин Александрович подолгу сидел в кресле после трапезы, не в силах двигаться или работать. В такие минуты он принимался рассуждать на разные темы, и дочь поначалу поддерживала беседу, до тех пор, пока не обнаружила, что отец часто говорит об одном и том же. Его мысль точно ходила по кругу. Порой было даже трудно понять, о чем он толкует. Вера удивлялась, но не смела указывать ему на странности в его рассуждениях. Многие изрекаемые им истины, если бы они оказались произнесенными другими, менее именитыми ораторами, смело можно было отнести в разряд пустых и банальных. Возвращаясь позже мысленно к услышанному, Вера недоумевала. Ведь не может же великий писатель, властелин умов и покоритель сердец быть при ближайшем рассмотрении просто стареющим недалеким пьяницей, снедаемым честолюбием и гордыней? Девушка уже не раз именно так думала об отце, но тотчас же пугалась, гнала эти мысли прочь. Хотя алкогольные возлияния уже не являлись секретом, тем не менее оба старательно делали вид, что порок остается в тайне. Вера не знала, как противостоять злу. Однажды она попыталась робко намекнуть отцу на то, что тот губит свое здоровье и топит в вине талант. Последовавшая гневная и злая отповедь, полная желчи, обидных и грубых слов принудила девушку незамедлительно капитулировать и больше никогда не возвращаться к запретной теме. Себе дороже!
Вениамин Александрович требовал, чтобы Вера была рядом постоянно. Он стал бояться умереть во сне, и ей надобно было заходить к нему по нескольку раз и ночью, и днем, когда он изволил почивать. Прислушиваться к его дыханию, поправлять подушки и одеяла. Девушка почти перестала бывать где-либо одна. Если она собиралась на прогулку или по магазинам, Вениамин Александрович с таким унылым видом долго и мелочно напутствовал ее, что чаще всего она с тяжким вздохом оставалась дома. Если ей все же удавалось уйти, то непременно надо было вернуться вовремя, доложить о встреченных знакомых, о всяческих виденных деталях и мелочах. Невольно Вера стала вспоминать мачеху. Ведь неспроста от ее безумной любви не осталось и следа!
Но бывали и светлые дни, как прежде, когда Вениамин Александрович глядел молодцом, куда-то исчезали мешки под глазами, он шутил, смеялся, великодушно сорил деньгами и щедро проливал на Веру свою любовь и заботу. За это она обожала его еще сильнее, прощала, жалела, угрызалась своим дурным тайным намерениям. Ведь порой ей казалось, что она готова так же, как Ольга, исчезнуть из родного дома, бежать, бросить Вениамина Александровича наедине с его творчеством, героями и героинями. Пусть они терпят его ужасный характер! Извеков подозревал, что в голове дочери могут рождаться подобные планы.
– Знаю, знаю, ты хочешь оставить старого отца в одиночестве, бросить на произвол судьбы!
– Вы напраслину на меня возводите! Куда мне бежать от вас! Что я без вас!
– Вот-вот! Ты правильно мыслишь! Не забывай, чья ты дочь! Тебе выпала завидная судьба прожить жизнь рядом с гением! А это ох как несладко! Я знаю, – он мягко улыбнулся, и голос его стал нежным, – тебе со мной очень нелегко. Но что поделаешь, это естественная плата за редкую судьбу. Ты потом будешь писать мемуары о своем знаменитом отце, тебе достанутся все мои посмертные издания и переиздания, моя слава при жизни и после нее.
Вера вздохнула, ей неприятен был этот разговор. Но отец не понял значения ее вздоха.
– О чем ты грустишь? О том, что тебе не досталась обычная затрапезная жизнь? Ты бы желала выйти за какого-нибудь ничтожного человечка, родить ему детей и влачить унылое существование, заедаемое бытом?
Вера вспомнила, как нынче с утра выговаривала кухарке, потом долго и безуспешно пыталась привести в порядок тетрадь домашних расходов, после бранилась с дворником из-за купленных накануне сырых дров, а еще…
– Но чем же наша нынешняя жизнь веселее, осмысленней жизни иных обывателей? – неуверенно спросила она.
– А тем, что даже в простых житейских вещах существование творческих людей наполнено другим смыслом, светом божественного огня! – Извеков даже зарумянился от своей пафосной речи.
Вера пожала плечами. Какая разница, обед, дрова, прислуга, провизия у них в доме или у каких-нибудь мещан Пупкиных?
– Так, значит, ты страдаешь о замужестве? – изрек Вениамин Александрович с таким видом, с каким обычно врач ставит окончательный диагноз пациенту. – Но ты не понимаешь, Вера, что все эти олухи, которые вьются вокруг, они не для тебя! Ведь ты особой породы, для тебя должен найтись особенный жених! Ты как редкий бриллиант! Ты не можешь пойти за кого попало!
Вера обычно слушала отца и не пыталась ему перечить, но тут она не смогла стерпеть, Извеков наступил на больную мозоль ее исстрадавшейся от одиночества души.
– Где эти мифические толпы женихов? Вокруг давно нет никого! Мы нигде не бываем, никого не принимаем, а если кто и появляется, то вы так нелюбезны, что они исчезают тотчас же! Откуда же взяться кандидату в мужья? Может, из книжки вашей выскочит подходящий жених?
Почти прокричав это, Вера готова была разрыдаться.
– Ну, вот еще, полно! – Вениамин Александрович растерялся.
Он и не подозревал, что Вера столь болезненно переживает свое девичество.
– Может, тебе приглянулся кто, скажи мне, а то я на старости лет стал совсем слеп, сижу как крот в своем кабинете-норе и не понимаю, что с моей бедной девочкой происходит.
