Татьяна Веденская - Такая глупая любовь
– Изменило бы. Я принял бы меры.
– Убежал бы на край света? – улыбнулась сквозь слезы Маша.
– Что? Что ты говоришь, Марья Андреевна? С ума ты сошла? – покачал головой Николай. – Глупая ты девочка, ну что за ерунда у тебя в голове. Тебе больно? Скажи мне? Что ты чувствуешь?
– Я… нет, мне не больно. Уже не больно, – Маша рассмеялась сквозь слезы, и Николай прижал ее к себе. Так они и лежали, замерев в объятиях, вжавшись друг в друга.
– Господи, я лишил тебя девственности, – прошептал Николай через несколько минут. – Поверить не могу, что я сделал это.
– Почему?
– Не знаю. Просто не думал… что такое может случиться со мной.
– Это плохо?
– Нет, Машенька, нет, это совсем не плохо. Просто это многое меняет.
– Многое? Что? – спросила Маша чуть обиженно.
– Это невозможно объяснить словами, – покачал головой он, а затем вдруг бросил взгляд на Машины ноги. – Господи, у тебя кровь. Пойдем, нужно тебя вымыть. Вставай, котенок.
– Не нужно обращаться со мной как с ребенком! – крикнула Маша, вскочив на кровати.
– А как ты хочешь, чтобы я с тобой обращался?
– Никак! – крикнула Маша. – Не обращайся со мной никак!
– Маша! – прокричал Николай вслед Маше, но та уже скрылась в ванной комнате. И прежде чем Николай нагнал ее, она уже щелкнула замком и осталась одна в прохладной ванной. Можно было прижаться лбом к холодному кафелю и просто стоять, ни о чем не думая. Маша включила воду и подставила ладони под струи, она всегда так делала, когда ей было грустно или тяжело.
Глава восемнадцатая
Память девичья
Все произошло не так, как она хотела, и теперь Маша не знала, что ей делать. Как вести себя, что говорить? Делать вид, что ничего не произошло? Сказать, что все это – ерунда, попросить его обо всем забыть? Продолжить работать вместе, будто этой ужасной, ненормальной ночи и не было? Обсуждать планы на их ландшафтный парк? Все это вдруг показалось Маше таким невыносимым, омерзительным, бессмысленным, а сама она вдруг почувствовала себя грязной и ненужной. Зачем он пришел к ней? Зачем она пустила его?
Пока Николай Гончаров не пришел в ее жизнь, все было куда проще и легче.
Маша слышала, что он стучится в дверь и зовет ее по имени, но не нашла в себе сил ответить. Она сидела в ванне, а теплые струи падали на нее сверху, ударяясь о кожу, обжигая и стекая вниз. Это было хорошо.
Пока Николай Гончаров не пришел в ее жизнь, там не было ничего настоящего. Только глупая фотография, в которую она была влюблена. Это так легко – любить фотографию, и это так невыносимо сложно – отдать себя в руки живого мужчины, не зная, что он сделает или скажет в следующий момент. Не зная, любит он тебя или нет. Не захочет ли он «принять меры».
Пока Николай Гончаров не пришел в ее жизнь, она никого не любила.
– Маша, открой дверь, что ты творишь! – крикнул он, а затем была тишина. Маша сидела, подставив лицо струям воды, представляя, как Николай ходит по квартире, задумчивый, растерянный, не зная, что ему сделать и как поступить с неопытной дурочкой, с которой он связался по глупости. Потом он вдруг понимает, что делать ему с ней нечего, что это – не для него. Его ждет привычная жизнь, полная приятных переживаний, красивых женщин, богатых возможностей. Он оглядывается в полумраке их простой московской квартиры, а затем идет в Машину комнату, быстро одевается, воровато оглядываясь и прислушиваясь к тому, не выходит ли Маша из своего добровольного заточения в ванную, и спешит покинуть ее квартиру. Сбегает по лестнице, чтобы не ждать лифта, запрыгивает в свой тонированный, отражающий свет автомобиль и уезжает прочь. Навсегда.
– Мария Андреевна! – голос раздался совсем близко, заставив Машу буквально подпрыгнуть в воде. – Охренела?
– Николай… Николаевич? – Маша растерянно смотрела на разъяренного мужчину, стоящего прямо рядом с ней, у края ванны, в брюках и расстегнутой рубашке с коротким рукавом. Может, ей это только кажется? Как он попал сюда? Она же закрыла дверь. Если бы он сломал замок, она бы услышала. И почему у него в руках… нож?
– Что ты себе надумала? Решила сидеть тут, пока тебя не смоет в трубу? – зло спросил он, но Маша продолжала смотреть на нож – она узнала его, это один из их кухонных ножей. Зачем он ему? Спросить? В конце концов, она же совсем его не знает? Его за глаза называют Доном Корлеоне, разве нет? Он хромает, потому что пострадал в бандитской разборке, так ведь? Может, попробовать сбежать? Вдруг он сошел с ума каким-нибудь необъяснимым образом.
– Все нормально, – проговорила она, не в силах отвести взгляд. Николай перехватил его, затем фыркнул и отбросил нож в раковину.
– Нет, это какое я, должно быть, произвел на тебя впечатление, если ты боишься, что я тебя зарежу! – И он дернул занавеску, открывая полный доступ к ванне.
– Что ты делаешь? Зачем тебе вообще понадобился нож? – спросила Маша.
– Что я делаю? Позволь тебя спросить, а что ты думаешь, что я делаю?
– А что ты думаешь, я думаю, ты делаешь? – выпалила Маша, и Гончаров несколько секунд обдумывал то, что она ему сказала, а затем рассмеялся.
– Я взял нож, чтобы открыть дверь, чего непонятного? Эти современные замки открываются одним поворотом ножика, не знала? – спросил он, глядя на Машу обвиняющим взглядом. Маша знала. Сколько раз она сама открывала дверь в комнату брата именно таким способом! Только она обычно использовала не разделочный, а столовый нож, но их Николай, видимо, не нашел.
– Чего ты хочешь? – спросила Маша после исключительно долгой паузы.
– После того, как ты приняла меня за маньяка-убийцу? – пожал плечами Николай. – Извинения подошли бы.
– Извини, – буркнула она. – Все?
– Нет, не все. Зачем ты закрылась? Почему ты не хочешь говорить? Чего ты тут мокнешь одна? Я же сижу, волнуюсь, переживаю!
– Не волнуйся и не переживай, со мной все будет хорошо, – заверила его Маша, не в силах убрать из голоса изрядную долю сарказма. – Можешь идти.
– Ты хочешь меня прогнать? – изумился Николай, чем заставил изумиться, в свою очередь, и саму Машу.
– Но… разве ты сам не этого хочешь?
– Я? Нет, – покачал головой он. – Я хочу трахать тебя до утра. И даже не до завтрашнего утра. Как тебе такой поворот?
Маша задохнулась от восхитительной, возбуждающей непристойности того, что он сказал.
– Неожиданный поворот.
– А по-моему, совершенно очевидный. Я хочу вообще-то многих разных вещей, а ты тут запираешься от меня и гонишь прочь. Чего ты себе напридумывала? Что я узнаю, что ты девственница, и убегу прочь?
