Дафна дю Морье - Трактир «Ямайка»
Через некоторое время, когда ее глаза привыкли к полумраку, она разглядела их, сгрудившихся у зубчатой скалы, которая нарушала ровную поверхность берега: горстку людей, жмущихся друг к другу от ветра и холода, молча всматривающихся в темноту. Самая их неподвижность таила в себе тем большую угрозу, что до сих пор они вели себя иначе; и то, как эти люди притаились, само положение их тел, прижавшихся к скале, напряженная бдительность, с которой их головы все до единой были обращены в сторону наступающего моря, — все это было зрелищем одновременно и страшным, и чреватым опасностью.
Если бы бандиты кричали или пели, перекликались друг с другом, делая ночь ужасной производимым ими шумом, грохотом тяжелых сапог по хрустящей гальке, это соответствовало бы их характеру и тому, чего Мэри ожидала; но в этой тишине было нечто зловещее, заставлявшее предположить, что для них наступил пик этой ночи. Только небольшой выступ скалы отделял Мэри от плоского пустынного берега, и она не смела двинуться дальше, боясь выдать себя. Девушка подкралась к скале и легла за нею на гальку. Прямо перед Мэри, спиной к ней стоял дядя со своими спутниками.
Девушка ждала. Бандиты не двигались. Не раздавалось ни единого звука. Только волны с неизбежной монотонностью разбивались о берег, омывая его и снова возвращаясь в море, и в ночной темноте виднелась тонкая белая линия бурунов.
Туман начал подниматься очень медленно, приоткрывая очертания узкой бухты. Скалы стали более рельефными, и утесы обрели плотность. Пространство расширилось: помимо залива открылась ровная линия берега, тянувшаяся в бесконечную даль. Справа, вдалеке, там, где самые высокие утесы спускались в море, Мэри увидала бледную светящуюся точку. Сперва она подумала, что это звезда, свет которой пробивался сквозь последнюю пелену тающего тумана, но разум подсказал ей, что белых звезд не бывает и что они никогда не раскачиваются на ветру на поверхности утеса. Она пристально следила за нею, точка приближалась; она была похожа на маленький белый глазок в темноте. Она танцевала и кланялась, раскачиваемая штормом, как будто ветер сам зажег ее и нес вперед, — живое пламя, которое задуть невозможно.
И вдруг Мэри поняла причину бездействия бандитов, и маленький белый глазок, который сперва показался ей знаком утешения и другом, отважно мерцающим в бурной ночи, стал символом ужаса.
Эта звезда была фальшивым маяком, зажженным дядей и его товарищами. Теперь сверкающая точка была злом, и ее поклон ветру стал насмешкой. В воображении Мэри огонь горел яростно, простирая свои лучи на весь утес, и цвет его был уже не белый, а грязно-желтый, как ржавчина. Кто-то присматривал за огнем, чтобы тот не погас. Мэри видела, как перед ним прошла темная фигура, на миг заслонив его блеск, а потом он снова засветился ярко. Фигура на серой поверхности утеса превратилась в пятно, быстро двигающееся по направлению к берегу. Кто-то карабкался вниз по склону навстречу своим товарищам. Этот человек действовал торопливо, как будто время поджимало, и ему было все равно, как спускаться, потому что земля и камни осыпались у него из-под ног и падали вниз, на берег. Этот звук удивил людей внизу, и в первый раз за все время, что Мэри наблюдала за ними, они отвлеклись от наблюдения за приливом и подняли взгляды. Мэри увидела, как спускавшийся поднес ладони ко рту и что-то крикнул, но ветер отнес его слова, и она их не услышала. Однако эти слова долетели до горстки людей, ждущих на берегу, и те тут же возбужденно задвигались, некоторые даже полезли вверх, ему навстречу. Однако он снова что-то крикнул и указал на море. Тогда все побежали вниз, к бурунам; их скрытность и молчаливость на миг исчезли, тяжелые шаги зашуршали по гальке, голоса перекрывали друг друга и грохот моря. Затем один из бандитов — это был дядя, Мэри узнала его размашистую подпрыгивающую походку и массивные плечи, — поднял руку, призывая к молчанию. Теперь все ждали, стоя на гальке, и волны окатывали их ноги; бандиты вытянулись в тонкую линию, как вороны, и их черные силуэты четко вырисовывались на фоне белого берега. Мэри смотрела туда же, куда и они; вот сквозь туман и темноту пробилась еще одна светящаяся точка, привлеченная первой. Этот новый огонек не танцевал и не раскачивался, как тот, на скале; он нырял вниз и скрывался из виду, как путник, утомленный ношей, а потом снова поднимался, устремляясь высоко в небо, как рука, протянутая в ночь в последней и отчаянной попытке пробиться сквозь непроницаемую стену тумана. Новый огонек приближался к первому, словно один притягивал другой. Скоро они встретятся и станут двумя белыми глазами, мерцающими в темноте. А бандиты по-прежнему неподвижно стояли на узкой прибрежной полосе: они ждали, когда огни приблизятся друг к другу.
Второй огонек опять нырнул; и теперь Мэри смогла увидеть неясные очертания корпуса корабля; черные рангоуты раскинулись над ним, как пальцы, а покрытые белой пеной морские волны разбивались внизу и шипели, и отступали. Огонек на мачте все приближался и приближался к свету на утесе, зачарованный и влекомый им, как мотылек, летящий на свечу.
Мэри не выдержала. Она с трудом поднялась на ноги и побежала вниз по берегу, крича и плача, размахивая руками над головой, стараясь перекричать ветер и шум моря, которые, смеясь, возвращали девушке ее выкрики обратно. Кто-то схватил Мэри и повалил на землю. Чьи-то руки душили ее. Девушку пинали ногами. Ее крики затихли, заглушенные душившей ее грубой мешковиной. Мэри заломили руки за спину и связали, и жесткая веревка врезалась в тело.
Так ее и оставили, лицом в гальке, и буруны подбирались к ней ближе чем на двадцать ярдов. Девушка лежала, беспомощная, едва дыша, с застрявшим в горле воплем предостережения. Ее крик словно вызвал за собой вопли других людей и заполнил собою воздух. Крик поднялся над отупляющим грохотом моря, и его подхватил и понес ветер; и вместе с криком послышались треск ломающегося дерева, ужасный удар массивного живого существа о преграду и вызывающий содрогание стон перекручивающегося, ломающегося шпангоута.
Словно притягиваемое магнитом, море с шипением откатилось от берега, и бурун, поднявшийся выше своих собратьев, с оглушительным ударом обрушился на накренившийся корабль. Мэри видела, как черная масса, которая только что была судном, медленно перекатилась на бок, словно огромная плоская черепаха; мачты и рангоуты спутались и обвисли, как нитки. За скользкую, покатую поверхность черепахи цеплялись маленькие черные точки, которые не хотели быть сброшенными; они как ракушки облепили ломающееся дерево; и когда вздымающаяся, вздрагивающая масса под ними уродливо раскололась надвое, рассекая воздух, они попадали одна за другой в белые языки моря, — маленькие черные точки, безжизненные и словно бы ненастоящие.
