Елена Арсеньева - Академия обольщения
Он молчал, только тяжело дышал.
Алёна вдруг ощутила, что изменился запах его тела. Мужской пот… Сейчас доминировал не парфюм дорогой, пошлый «Фаренгейт», которым он доселе благоухал, как и положено благоухать таким избалованным красавчикам, а запах мужчины, который испытал сегодня и страх за свою жизнь, и долгое ожидание решения своей участи, а теперь… теперь чувствовал нетерпение и вожделение.
И Алёна поняла, что зелье под названием «Капли любви» уже начало свое кружение в крови и теле Двойника.
Она протянула руку и осторожно провела кончиками пальцев по молнии на его джинсах. Расстегнула ее, выпуская на волю вздыбленный алый шелк трусов, испещренных множеством крохотных эйфелевых башен, триумфальных арок, нотр-дамов, сакре-керов, лувров…
Мелькнула мысль, что несусветные «туристические» трусы привезла Двойнику какая-то женщина – влюбленная в него женщина (уж не та ли, что подарила кольцо?), которая ходила мимо Эйфелевой башни, и Лувра, и Сакре-Кер, и Нотр-Дам, и Триумфальной арки, не видя баснословных красот, а видя сквозь пелену парижского дождя, и метель желтых листьев, и цветущие азалии в парке Ле Аль лишь глаза, его черные глаза…
Так же, как Алёна когда-то видела лишь глаза Игоря.
Наконец-то она поняла, почему именно этого парня она решила подвергнуть столь изощренной мести. О нет, не только потому, что к нему оказалось так легко подобраться. И вовсе даже не потому, что в ее памяти, как на скрижалях, огненным стилом были запечатлены его слова, произнесенные там, в вагоне: «Скажете, мы хотели вас изнасиловать, да? Да вас за ненормальную примут. Мол, паранойя у вас. Мания преследования. Или наоборот, что вы выдаете желаемое за действительное. Нужны вы нам! Ни у кого из нас даже не встало. Хотите, покажу?»
И он тогда взялся за ширинку своих синих джинсов. Вот тех же самых, которые сейчас были на нем и из которых весьма выразительно торчало нечто, напоминающее макет Эйфелевой башни, которую, наверное, не зря называют фаллическим символом Парижа.
Да, за свое невероятное оскорбление он, конечно, должен быть наказан, но главная его вина, с болью осознала Алёна, в том, что он – двойник Игоря. Она его даже по имени называть не может, только Двойником. Игорь просто ушел из ее жизни – «вышиб дно и вышел вон», как она это называла. Никаких выяснений отношений, конечно, не было – но она прекрасно понимала, почему он ушел. И жуткие слова Двойника были как бы объяснением причин, по которым ушел Игорь. Услышать их именно от него… будто от самого Игоря…
И еще вдобавок Двойник ее потом не узнал!
Она все мелькала перед его глазами, но чаще и чаще касалась теперь его тела, его плоти. Он дышал все тяжелее, но вот наконец-то стон сорвался с его губ, и тогда Алёна, отойдя, подобрала свои куртку, джинсы и кофту, лежащие на полу в уголке. «Вальтер», о котором она совершенно забыла, вывалился было, но она успела его поймать у самого пола. Вот была бы сейчас хохма, если бы он выстрелил!
Она вышла из комнаты, и долгий стон Двойника: «Верни-ись! Иди ко мне! Умоляю!» – стал тем бальзамом, который наконец-то пролился на раны ее измученного самолюбия.
Потом подобного бальзама было еще много пролито. Двойник метался по дивану, пытаясь утолить томление разбуженной плоти, так что в комнате будто духовой оркестр играл. Наконец он свалился с дивана и катался туда-сюда по полу – такое ощущение, лишаясь рассудка. Стоны, его стоны, от яростных криков до мучительных, тихих жалоб, звучали для Алёны, как музыка.
Неведомо, сколько прошло времени, но наконец-то стоны затихли. Алёна заглянула в комнату, на цыпочках приблизилась к человеку, который скорчился в углу. В одной ее руке был ножик, в другой – «Вальтер». Двойник мог схватить ее, но… Он, наверное, был уже весь выпотрошен, обессилен, потому что даже головы не повернул, даже не шевельнулся. Она поддела ножом полосы скотча на его руках (скотч от напряжения врезался в кожу) и кинула ножик рядом. Ну, ноги сам развяжет… когда оклемается.
Он все лежал вниз лицом, не шевелясь.
«Я люблю, чтобы красные трусики, чулочки черные…»
Ну так получи, фашист, гранату!
* * *Алёна медленно шла по Ижорской, приближаясь к дому. Воздух был сух и пахнул пылью. Апрель выдался отнюдь не дождливым, и днем сияющую глубину заречных далей омрачала пелена смога, висевшего над заводскими окраинами Нижнего Новгорода. Да и сейчас, ночью, звезды расплывались в легкой дымке, затянувшей небеса.
Алёна шла домой и думала о Двойнике.
«Я ехала домой, я думала о вас… тревожно мысль моя и путалась, и рвалась…»
Иногда Алёна оглядывалась – ее словно бы тревожил чей-то устремленный в спину взгляд, ее словно бы звал кто-то. Но нет, ничья фигура не нагоняла ее торопливо, ничей голос не окликал. Может быть, Двойник освободился проворней, чем она ожидала? И ринулся выслеживать ту, которая… которая так ужасно унизила его?
Алёна споткнулась и оглянулась.
Ей опять почудился устремленный ей в спину взгляд, она ощущала его как прикосновение. Но пуста была улица за спиной, и ни один автомобиль не полз вслед с пригашенными фарами.
Да и с чего бы Двойник вздумал ее преследовать? Глупости. Он сейчас стремглав несется домой, чтобы забыть то, что с ним произошло!
А может быть, он совершенно не хочет забывать? Может, вызвал милицию? И сейчас в комнате, пропахшей ароматом его измученного тела, работает безочарова€нная сыскная бригада? И кто-то уже получил сведения о черном «Хендэ», припаркованном здесь час или два назад, и стали известно имя того, кому автомобиль принадлежал, и имена тех, кто «Хендэ» управлял, и до Дениса и Санчи уже добралась милиция, и очная ставка с Двойником проведена, и перепуганные хакеры сами хакнулись – и выложили все, что знали, о странной даме, которая сбила их с пути истинного, впутав в несусветную историю, связанную с похищением и изнасилованием Романа Данилевского, 27, вернее – почти 28 лет от роду. Так что Алёне очень недолго осталось гулять на свободе. Денису известно ее имя. Адрес для милиции выяснить – проще простого! Может быть, уже сейчас на площадке перед ее квартирой сидят и курят… Или в патрульной машине перед ее домом сидят и опять же курят…
А в самом деле, кинулся Двойник в милицию или нет? Алёна совершенно не в состоянии предсказать его поведение. Ну и какой смысл переживать? Чему быть, того не миновать!
Ею владело спокойствие удовлетворенного самолюбия. По сути, она знала теперь ответы на все свои вопросы… даже не получив на них ответы.
Алёне давно хотелось есть, и сейчас она зашла в Spar и купила мартини бьянко (дома оставался еще коньяк, но на него и смотреть не хотелось), манговый сок, докторскую булку и замечательную ветчину, которую привозили откуда-то из области и которая называлась почему-то «Орешек». Еще она купила свежих огурцов, яблок, бананов и плавленый грибной сыр, а также крекеры сырные, которые обожала, хоть их и нельзя было назвать здоровой низкокалорийной пищей. Если она съест все это (или хотя бы часть) на ночь глядя, то многомесячные шейпинговские усилия точно отправятся псу под хвост…
