Рут Лэнган - Затерянные в смерти (сборник)
Погодите минуту…
– Что она сказала? – произнес рядом напряженный женский голос.
– Мне кажется, – откликнулся другой голос. – По-моему, она сказала «Я вас всех люблю».
Этот голос я узнала сразу.
– Хетти? – хрипло спросила я.
Медсестра склонилась надо мной, сияя и глядя на меня во все глаза.
– Лори?
Я кивнула.
– Вас я тоже люблю, – как бы скорее прочистить горло? – Но вообще-то я думала о Сэме. Вы позвоните ему? На мобильный. Его нет дома.
Другая девушка, должно быть, была санитаркой. На бейджике на ее груди было написано «Виктория». Они с Хетти взялись за руки и вдруг заплакали. Конечно, я не могла к ним не присоединиться.
Первой сумела совладать с собой Хетти.
– Да, надо позвонить, – сказала девушка, обращаясь к Виктории. – Срочно позвоните ее мужу. И пришлите сюда доктора Лейзенби. И доктора Пая. Да поторопитесь же!
После этого думать уже было некогда. Не так часто в реабилитационных центрах больные вдруг приходят в себя после комы. Поэтому весь Хоуп-Спрингз буквально сошел с ума. Меня окружили доктора и медсестры, затем санитары и младший медперсонал, социальные работники, сиделки и даже другие пациенты. Наверное, для таких случаев, какими бы редкими они ни были, должен существовать какой-то особый протокол. Но никто и не вспомнил о нем. Все выглядели такими счастливыми. Доктор Лейзенби сам отвез меня в палату, и толпе пришлось рассеяться.
– Продолжайте говорить, – велел доктор, двигая папкой или чем-то похожим на нее, вверх-вниз вдоль моих ступней. – Как вы себя чувствуете? Как ваше полное имя?
– Лаура Клер Мари О’Дунн. В замужестве Саммер. Но где же Сэм? Где Бенни? Вы им позвонили?
– Они в пути, – доктор разглядывал мой правый глаз, направив в него луч света. – Сосчитайте назад от двадцати, пожалуйста…
Зараженная всеобщим возбуждением, я тоже всплакнула немного.
– Это вполне естественно, – приободрила меня Хетти. – За сильными эмоциями часто следует период полубессознательного или бессознательного состояния. Человек чувствует облегчение, но одновременно смущение и стресс – или вообще ничего не чувствует.
Какая она милая, эта Хетти! Я действительно любила ее. Но рыдала я не от облегчения, смущения или стресса. Я оплакивала Соному.
Ведь она пожертвовала ради меня жизнью. Именно так я это ощущала, хотя с тем же успехом можно было сказать, что это я сама пожертвовала жизнью ради себя же. Ради лучшей части себя. А Моника почти не имела значения, она была лишь средством проявить свои лучшие качества. И все же, именно спасая ее, я смогла вернуться к себе. Разве не так?
Как это все сложно. Хетти права: чувствуешь себя растерянной и смущенной. А слезы – результат стресса.
Нет, все-таки это был плач по Сономе. Когда она утонула, я потеряла свою лучшую половину. Но я всю жизнь буду стараться обрести ее вновь. Внутри себя.
Сэм увидел меня раньше, чем я заметила его. Хетти подняла изголовье кровати и как раз взбивала подушку, когда я услышала позади ее какой-то звук. Сэм стоял в дверном проеме, протянув в стороны руки и слегка согнув ноги в коленях. На лице его нежность смешивалась с изумлением, и выглядел он так, словно собирался взлететь.
– Хей! – сказала Хетти, и лицо ее расплылось в улыбке. – Я, пожалуй, закончу позже.
Не сомневаюсь, что из всех местных медсестер Сэм тоже больше всего любил Хетти.
– Врачи готовятся взять миллион анализов и провести миллион исследований. Так что свидание пока будет недолгим. Зато потом у вас будет куча времени. Куча!
Проходя к двери, Хетти легонько приобняла Сэма, но не уверена, что он это заметил. Сэм стоял, не в силах пошевелиться. И даже когда я протянула к нему руку, он сделал всего один робкий шаг вперед. Чтобы заставить его двигаться, понадобился мой голос.
– Это я, Сэм! Я вернулась. Я вернулась к тебе.
И в следующую минуту я уже обнимала его, крепко прижимая к груди – такого живого, теплого. Моего Сэма. Мы оба смеялись, плакали и говорили одновременно. «Не знаю, как благодарить бога!», и «Я очень тебя люблю», и «Мне так тебя не хватало», и еще много всякого, понятного только нам двоим. Мы вдруг то начинали целоваться, словно радуясь встрече с каждой частью друг друга, то передыхали, просто обнявшись и прислушиваясь к дыханию друг друга. А потом начинали целоваться снова.
– Бенни? – я вопросительно посмотрела на Сэма.
– Он здесь!
Он действительно был здесь, мой сладкий малыш. Стоял в дверях, держа за руку Хетти и скромно потупясь. Но, в отличие от своего отца, Бенни подошел ко мне сам.
– Привет, мам! – вполне обыденным голосом начал он, и у меня возникло ощущение, что сейчас мой сын попытается пожать мне руку. Но затем что-то – может, полившиеся из моих глаз слезы и возглас дрожащим голосом: «О, Бенни!» – сломало тонкую скорлупу, и в следующую секунду Бенни уже барахтался рядом со мной. Руки, голова, острые плечики. Где-то на заднем плане охватившей меня радости и желания прижать к себе Бенни как можно крепче и не отпускать уже никогда вдруг мелькнула мысль о том, что я больше не слышу его запаха. Даже зарывшись носом в его волосы, я больше не ощущала в полной мере сладковатого аромата с привкусом дыма, который так мне нравился. Но главное – у меня был Бенни.
– Ты проснулась, мамочка! – все время повторял он. – Я знал, что ты проснешься! Папа все время говорил мне это. Сначала я думал, что ты можешь и не проснуться, но потом поверил и стал ждать.
– Ты поступил очень разумно…
– А что ты делала во сне, мамочка? О чем ты думала?
– Ммм…
– Где ты была? Ты знала, когда я к тебе приходил? Я ведь часто приходил.
– Да, сынок, знала. По крайней мере иногда.
– Но ты не могла проснуться до сегодняшнего дня?
– Не могла.
– Потому что это было тяжело.
– Очень, очень тяжело.
– И у тебя болела голова?
– С самого начала – да. Но потом перестала. Потом я просто спала.
– А ты слышала, как мы с тобой разговариваем? Мы часто с тобой разговаривали. Папа… Больше всех разговаривал папа. А я… – Бенни уткнулся носом мне в шею. – Я иногда… А так я просто играл…
– Все хорошо, сынок, – приободрила его я. – Я всегда знала, что ты здесь. И я хотела, чтобы ты просто играл рядом со мной.
Правильно, что я это сказала. Бенни глубоко вздохнул и положил голову мне на грудь. Я почувствовала его облегчение.
А Сэм тем временем целовал мою руку – каждый палец по очереди.
– Ты все еще мокрый, – я заметила пятно у него на рукаве. Приподнятые брови Сэма ясно давали понять, что это заявление показалось ему весьма странным. «Я хочу рассказать одну странную историю», – именно тогда мне впервые пришла в голову эта мысль. Но время для рассказа было явно неподходящим.
