Никки Френч - Тайная улыбка
— С какой стати ты тут и что здесь делаешь? — спросила я.
Он не ответил, просто подал мне чашку чая.
— Надеялась получить что-нибудь покрепче, — заметила я.
— Ничего более крепкого нет.
— Хорошо.
— Знаю, что ты собираешься сказать, — усмехнулся он. Я выпила глоток чая. Он был очень горячим, обжег мне рот и почти все остальное, когда я проглотила его.
— Так что я собираюсь сказать?
— Дескать, подумал, что ты должна быть здесь, и решил, что очень нужно и важно указать тебе правильный путь.
— Не понимаю.
— Я заглянул в дело, — произнес Роб. — Смерть Лауры ужасно печальна. Но это все.
— О, к чертовой матери, Роб! — вспылила я. — Не возражаешь, если буду называть тебя Роб?
— Давай, вперед! — усмехнулся он.
— Прекрати, — сказала я. — Не оскорбляй мои чувства.
— Понимаю, что ты подумала, — продолжал он. — Как только я услышал, то сразу же вспомнил о тебе. Я звонил по телефону, разговаривал с полицейским, ведущим расследование…
— Оставь это, — прервала я. — Просто поразмышляй: я пришла к тебе с подозрениями по поводу Троя, а ты отмахнулся от них. Прекрасно. Затем Брендан бросает сестру ради моей ближайшей подруги и скрывается с ней. Несколько месяцев спустя она умирает. Видишь здесь схему?
Роб вздохнул.
— Прости, меня не очень интересуют схемы. Факты — упрямая вещь. Лаура умерла в результате несчастного случая.
— Сколько двадцатипятилетних девушек утонули в ванне? — спросила я.
— Она присутствовала на вечеринке, — сказал Роб, — и явно почувствовала себя плохо. С господином Блоком у них вышла какая-то перебранка. Она рано ушла. Одна вернулась к себе в квартиру. Пустила воду в ванну. Поскользнулась, ударилась головой, а ванна наполнялась водой. Она утонула. Ванна переполнилась, вода стала переливаться через края. И еще не было двадцати минут первого ночи, как Томас Крофт, который живет в квартире этажом ниже, увидел, что с потолка льется вода. Он побежал к ней в квартиру, входная дверь не была закрыта на замок, и обнаружил мертвую госпожу Блок в ванне.
Мне было мерзко слышать, как он называет Лауру «госпожа Блок». Это еще один способ, с помощью которого Брендан запускает свои липкие руки в чужую жизнь. Я посмотрела вокруг, чтобы убедиться, что никто нас не подслушивает.
— Именно это он сделал, когда они с Кэрри жили в моей квартире.
— Что?
— Специально оставил включенной воду, чтобы она выливалась через края ванны. Это послание.
— Послание?
— Мне.
Роб Прайер смотрел на меня почти с выражением жалости на лице.
— Смерть госпожи Блок была посланием тебе? — спросил он. — Ты ненормальная?
— Легко ударить кого-нибудь по голове, — сказала я. — А потом подержать под водой.
— Это правда, — согласился Роб.
— И это не был званый обед, да? — спросила я. — Там должно было присутствовать множество людей. В доме. В саду. Разве можно было уследить, где находится Брендан каждую минуту?
Роб нетерпеливо нахмурился:
— От Селдон-авеню, где состоялась вечеринка, до их квартиры всего двадцать минут хода. Может быть, двадцать пять. Человек, который ушел с вечеринки, чтобы убить ее, должен был отсутствовать приблизительно один час.
— Можно было вызвать такси, — сказала я уже с сомнением.
— Я полагал, что твоя теория не зависит от того, кто что-то заметил, — сказал Роб. — Убийца вызывает такси, оно прибывает на вечеринку незаметно для всех. И что? Он просит таксиста подождать, пока он входит в квартиру и совершает убийство?
— Он мог бы пойти вслед за ней. Никто не заметил, что она отсутствует.
— О, я забыл, — сказал Роб, и в тот же момент я почувствовала руки на своих плечах.
Я оглянулась, около моего лица оказалось другое, меня целовали в обе щеки и крепко обнимали. Это был Брендан.
— О, Миранда, Миранда, Миранда! — прошептал он мне в ухо. — Какой кошмар! Как хорошо, что ты пришла! Для меня это имеет огромное значение. Это имело бы огромное значение и для Лауры.
Он взглянул на Роба Прайера.
— Роб стал моим другом после смерти Троя.
Он снова посмотрел на меня.
— Мне так жаль, Мирри. Кажется, я приношу несчастье всюду, где бы я ни появился.
Я не отвечала.
— Мне нужно поговорить с тобой, Мирри.
Он улыбнулся, глядя мне в глаза. Я почувствовала его теплое дыхание у меня на щеках.
— Ты единственная, кто меня понимает. Лучше всех остальных. В этом есть что-то странное. Тебе Роб уже рассказал?
Он взглянул на Роба, который отрицательно покачал головой.
— В тот момент, когда это случилось с Лаурой — не могу спокойно говорить об этом, — знаешь ли ты, что я делал?
— Конечно, нет, — отрезала я.
— Знаешь, — сказал он. — Я разговаривал с тобой.
Любимый мой Трой!
Ко мне постоянно возвращается это воспоминание. Когда тебе было около девяти, ты настаивал на том, чтобы будить меня в четыре часа утра и вместе со мной слушать птичий хор на рассвете. Я, шатаясь и с заспанными глазами, выходила в сад в халате, даже хотя еще было пронзительно холодно, а трава пропитана влагой. Я думала, что просто останусь на несколько минут, чтобы выполнить твою прихоть, а потом бегом вернусь к себе в теплую постель. Но ты был полностью одет, в джинсах, резиновых сапогах до колена и в теплой большой куртке, у тебя на шее висел папин бинокль. На рассвете мы стояли в конце сада, и вдруг, совершенно неожиданно, словно по сигналу, начинали петь птицы. Вокруг нас сплошная огромная стена звука. Я смотрела на твое лицо, и оно было такое удивительно веселое, что я уже больше не чувствовала холода. Ты показывал мне птиц на ветках, и потом я могла сопоставлять звуки с открытыми клювами и вибрирующими грудками. Мы стояли там целую вечность, потом шли на кухню, я готовила нам горячий шоколад и яичницу. С набитым ртом ты говорил: «Хочу, чтобы так было всегда».
Конечно, ты не можешь прочитать это, но все равно я пишу тебе, потому что ты единственный человек, с которым я действительно хотела бы поговорить. Я разговариваю с тобой постоянно. Я страшно боюсь, что однажды пойму, что перестала разговаривать с тобой, потому что это будет означать, что ты умер.
ГЛАВА 28
— На самом деле не знаю, зачем я здесь, — сказала я.
Женщина, сидевшая напротив, не отвечала, а просто смотрела на меня, пока я не перевела взгляд вниз, на ее руки, сплетенные на коленях, и низкий столик, где уже была подготовлена коробка с бумажными носовыми платками. Из окна виднелись нарциссы, освещаемые солнцем. Желтый цвет был ослепительным, слишком ярким. Я чувствовала смущение, подавленность, какую-то неловкость.
