Барбара Вуд - Мираж черной пустыни
— Как бы там ни было, — произнесла Люсиль, поднимаясь со стула и возвращаясь к горячей печи, «фермерская жизнь — это честная и праведная жизнь, на которую нас всех благословил милосердный Господь.
Последние слова напомнили Грейс об одной из ее проблем: письме, лежащем в ее кармане.
Оно пришло неделю назад. Уведомление из миссионерского общества Суффолка, в котором говорилось о том, что все денежные субсидии прекращаются до полной инспекции ее миссии.
Дверь снова распахнулась, и на пороге на этот раз возник сэр Джеймс. Он снял с головы широкополую шляпу, сбил с ботинок грязь и сказал:
— Здравствуйте, леди. — Когда его взгляд упал на Грейс, его улыбка стала еще шире. — Ты здесь. Я надеялся, что ты еще не ушла. Я хочу тебе что-то показать.
Они вышли на улицу и вдохнули освежающий холодный воздух. За парочкой деревьев, защищающих дом, широкая саванна, зеленая после продолжительных дождей, тянулась к голубеющим вдали горам. На огромных пространствах свежей зеленой травы пасся скот; работники, напевая, обрабатывали поля с кормовыми культурами. Небо было пронзительно голубым и чистым, только над вершиной горы Кения висели несколько белых пушистых облачков. Грейс почувствовала, как ее душа воспарила к бледно-желтому солнцу.
Она шла рядом с Джеймсом и мечтала о том, чтобы это происходило каждый день ее жизни.
— Мальчики оповестили нас о рождении теленка, — сказала она.
— Да, одна из наших молочных коров отелилась. Они всегда требуют к себе повышенного внимания во время отела. Теленок шел задними ногами вперед; я его перевернул, и все обошлось без проблем. Слава богу, у меня самый лучший скотник в протекторате.
— Ты не слышал? Мы уже колония.
Он рассмеялся.
— Да, я и забыл. Мне понадобится целая вечность, чтобы привыкнуть к этому. Для меня так король Эдуард все еще жив и царствует!
По дороге от дома до молочной Грейс то и дело окликали и приветствовали пастухи и работники фермы. Все знали ее: она была частой гостьей на Килима Симба. Приезжая в гости к Люсиль или привозя Джеймсу микроскоп, она часто оказывала некоторым из них медицинскую помощь. На ферме Дональдов царили шум и суета: слева от нее работники прогоняли через помывочную зону мясной скот; справа топтался молочный — выстроенные в ряд коровы ожидали начала доения. В небольших загонах резвился молодняк; в кормушки накладывали сено; трое африканцев пытались справиться с норовистым гернзейским быком. Килима Симба была одной из крупнейших животноводческих ферм в Кении; она снабжала мясом и молочными продуктами большую часть Восточной Африки. Но несмотря на это, Джеймс Дональд, как и многие другие фермеры, продолжал ходить у банка в должниках.
— Смотри под ноги, — сказал он, беря ее под руку.
— Что ты хотел мне показать?
— Увидишь!
— Ты такой таинственный.
— Это сюрприз. Что-то, над чем мне пришлось немного поработать. Не хотел говорить тебе об этом раньше, ждал, пока закончу. Думаю, тебе это понравится.
Они обогнули угол молочной, где на грузовик Джеймса грузили бидоны с молоком, которым предстояло отправиться на рынки Найэри и Каратины.
— Это здесь, — произнес Джеймс, открывая дверь в молочную. — Будь осторожна: тут скользко.
Внутри маленького каменного здания было прохладно и темно. Джеймс прошел через все помещение к другой двери, которая вела в пристроенный к молочной сарайчик с бревенчатыми стенами и крышей из рифленого железа. Два окна пропускали солнечный свет и свежий воздух; грязный пол покрывал старый ковер. Онемевшая Грейс стояла посредине маленького, шесть на шесть футов, помещения.
— Я тебя удивил? — спросил Джеймс.
— Да…
Две стены от пола до потолка были увешаны полками; возле третьей стоял верстак. Каждый пятачок был заставлен банками и коробками, бутылками и книгами. Верстак смахивал на аптекарский: на нем находились куча пробирок, сосуды для выращивания микроорганизмов, баночки с химикатами; а в центре всего этого великолепия возвышался блестящий новенький микроскоп.
— Ну, что скажешь?
Комната была такой маленькой, не больше чулана, что Джеймс стоял практически вплотную к ней.
Грейс обвела комнату взглядом.
— Просто замечательно.
— Потребовалось немного времени, чтобы собрать все это, — сказал Джеймс, проводя рукой по гладкой поверхности верстака и любовно касаясь предметов лабораторного оборудования, словно они были священными реликвиями. — Доставку ждал целую вечность. Веришь или нет, но большая часть оборудования пришла из Уганды. У них весьма развита научно-исследовательская деятельность.
— Ты молодец, — тихо произнесла Грейс, думая обо всех тех моментах, произошедших за последние четырнадцать месяцев, когда она, получив от Джеймса послание, в котором он просил одолжить ему микроскоп, бросала все, вскакивала на лошадь и мчалась к Килима Симба, где он ждал ее с широкой улыбкой на лице и бесчисленными словами благодарности. В течение часа они стояли, склонившись над предметным стеклом микроскопа; затем диагностировали последнюю напасть, поразившую его скот; и, наконец, в течение еще одного часа, самого замечательного времени, сидели перед потрескивающим огнем и потягивали бренди. Грейс жила этими встречами.
— Мир совершенствуется, Грейс, — продолжал он. — Дни животноводческих ферм, управляемых по старинке, прошли. Сегодня всем этим нужно управлять с помощью микроскопа и шприцев для подкожных вспрыскиваний. Я же не могу постоянно пользоваться твоими.
— Я не возражаю.
— Я знаю. Ты очень добра. Но теперь у меня есть своя лаборатория, и я больше не буду донимать тебя своими просьбами.
Грейс молчала. Она стояла, повернувшись к нему спиной, наблюдая через окно за тем, как пастухи метили уши только что привитых коров.
Джеймс стоял так близко, что она чувствовала тепло его тела.
— Грейс, — тихо окликнул он ее. — Тебя что-то беспокоит?
— Нет, — ответила она слишком поспешно. Затем добавила: — Вообще-то, да.
— Что случилось?
— Ничего такого, с чем бы я не смогла справиться.
Он положил руки ей на плечи и развернул лицом к себе. За исключением тех кратких моментов, когда она плакала в его объятиях — над телом бедняжки Матенге и в хижине Гачику, после кесарева сечения, — Грейс никогда не находилась в такой близости от Джеймса.
— Ты такая скрытная, Грейс, — произнес он с легкой улыбкой на лице. — Никогда ни с кем не поделишься своими проблемами. Думаешь, тебе так лучше?
— Я делюсь ими со своим дневником. Когда-нибудь, после моей смерти, кто-нибудь найдет его, прочитает и не на шутку озадачится.
