Татьяна Корсакова - Ведьмин клад
Тогда, год назад, Настя не стала мудрить, решила вернуться в город, в котором провела лучшие годы своей жизни. Если бы были живы родители, она поехала бы к ним, но мама умерла от инсульта почти сразу после того, как Настю посадили, а отцу хватило двух лет, чтобы спиться и последовать за мамой. У Насти остались только два человека, у которых она могла попросить помощи. И не попросить даже, а потребовать…
…Они дружили с детства: Настя, Юлька и Сашка. Сначала детский сад, потом школа. Они и поступать решили в одном городе, только в разные институты. Юлька – в педагогический, а Настя с Сашей – в университет на истфак.
Наверное, то, что они с Сашкой оказались в одном вузе, и дало толчок к развитию их отношений. На первом курсе они вдруг выяснили, что просто дружбы им уже мало, на втором начали встречаться, а в конце пятого поженились. Юлька была на их свадьбе свидетельницей, громче всех кричала «горько» и поймала букет невесты.
Они были наивны, молоды и непростительно счастливы. И перспективы у них были самые радужные: позади университет, впереди громадье планов. Сашка решил, что история не для него, и подался в бизнес. Настя и Юлька устроились работать в школу. Наверное, если бы не Сашкин отец, директор единственного в их городке неубыточного завода, у них бы ничего не получилось с собственным бизнесом. Но отец сыну помогал всем, чем мог, а на день рождения даже подарил машину. Лучше бы не дарил. Настя до сих пор считала, что не появись у них эта проклятая «Хонда», все в их жизни было бы по-другому. Это сейчас, а тогда они с Сашкой радовались подарку, как малые дети, синхронно выучились на курсах вождения, получили права.
В тот день у Юльки были именины, ей исполнилось двадцать два года. Дата не круглая, но красивая, грех не отметить. И они отметили. Выпили немного, бутылку шампанского на двоих. Настя не пила, за неделю до Юлькиного дня рождения она узнала, что беременна. Так что получалось, что отмечали они сразу два знаменательных события.
От Юльки уезжали поздно: Сашка специально подождал, пока легкий хмель от шампанского выветрится, чтобы можно было сесть за руль с чистой совестью и ясной головой.
…Тот парнишка появился точно из ниоткуда: только что дорога была совершенно чистой и вот – удар и неподвижное тело в свете фар…
Мальчишка был жив и даже в сознании. Настя так этому обрадовалась, что совершенно упустила из виду тот факт, что Сашка сел за руль нетрезвым. Она вспомнила об этом, только когда приехала патрульная машина и их обоих заставили «дохнуть в трубочку». Авария, совершенная нетрезвым водителем, – это само по себе очень серьезно, а тут еще и человек пострадал. В общем, когда гаишник, составлявший протокол, спросил, кто был за рулем, Настя сказала, что она.
На тот момент ей казалось, что все еще можно урегулировать, ведь парнишка переходил дорогу в неположенном месте и сам был не просто пьян, а в стельку пьян. Да, он пострадал – перелом ноги и легкое сотрясение, – но ведь жив. Они с Сашкой заплатят штраф, оплатят его лечение – можно же как-нибудь договориться.
Действительность оказалась намного мрачнее, чем они могли себе представить: отец потерпевшего был начальником областной ГИБДД, он не желал договариваться, он желал «засадить ту тварь, которая искалечила его ребенка». За Настю взялись всерьез. Вдруг стали всплывать удивительные факты. Выяснилось, что потерпевший переходил дорогу по пешеходному переходу, свидетелями чего были два сотрудника ГИБДД, и был трезв как стеклышко, а вот в крови у Насти оказалась запредельная доза алкоголя…
Суд состоялся быстро, всего через полтора месяца после случившегося. Настю приговорили к четырем годам колонии. Об условном сроке речь даже не шла, потому что судья, слушавший ее дело, был крестным отцом потерпевшего и судил ее по всей строгости закона, чтобы другим было неповадно…
Наверное, беременность могла бы служить смягчающим обстоятельством, если бы Настя не потеряла ребенка на следующий месяц после аварии, когда колесо правосудия завертелось и всем вдруг стало понятно, что штрафом дело не обойдется.
А Сашка спасовал. Нет, он, конечно, поддерживал Настю как мог и даже нанял ей адвоката, но вины своей не признал. Она его простила и даже попыталась оправдать его поступок. Получалось с трудом, но она очень старалась. У них же семья…
Первый год за колючей проволокой Настя не помнила: жила, точно в бреду, от одного Сашкиного посещения до другого. Сначала муж приезжал каждый месяц, потом раз в два месяца. Объяснял редкие визиты тотальной занятостью на работе.
В начале второго года Сашка приехал не один, а с Юлькой. Настя, дура, тогда очень обрадовалась. Оказалось, зря…
Пряча глаза, муж попросил развода, сказал, что Юлька – женщина его мечты, что она единственная, кто его поддержал, когда с ним случилось это горе. С ним! Она-то по наивности думала, что это у нее горе, а оказалось, что у Сашки.
Юлька была смелее и честнее, глаз не прятала, зато клялась, что они Настю не бросят, будут помогать, чем смогут: и сейчас, и потом, когда она освободится. До освобождения оставалось еще два года, десять месяцев и тринадцать дней. Настя была уверена, что не доживет до этого момента, что умрет, как только эти двое уйдут. Они ушли, а она не умерла: сходила с ума, выла по ночам в подушку, угодила в карцер за «невразумляемость», но продолжала жить.
Душевная боль прошла не сразу, тлела, как пожар на торфянике: снаружи тишь да гладь, а внутри – ад. Неизвестно, куда бы Настю все это завело, если бы не отец Василий. Его, единственного на всю округу священника, никто не заставлял каждую неделю проводить службы в колонии, он делал это по собственной инициативе, ради спасения заблудших душ. Настя и была такой заблудшей душой, заблудшей и потерянной. Сначала она не хотела не то что исповедоваться, но даже ходить на службы. И не пошла бы, если бы батюшка не окликнул ее однажды.
Они просидели на лавочке под ласковым майским солнцем больше часа. Отец Василий не вел душеспасительных бесед, но после разговора с ним Настю отпустило, внутренний, невидимый постороннему взгляду пожар стал медленно затухать. Отец Василий сделал для нее очень много, помог не стать такой, как остальные, не спаскудиться, не убить в себе человека, поверить, что там, на воле, найдется место и для нее.
Решение уйти от мирской суеты Настя приняла сама, когда до освобождения оставалась всего пара месяцев. Наверное, отец Василий понимал, что решение это обусловлено не истовым желанием служить Господу, а скорее неготовностью к новой жизни, но адрес Свято-Никольского монастыря и рекомендательное письмо к матушке-настоятельнице все-таки дал вместе с отеческими напутствиями и пожеланиями всех благ. А Настя возложенных на нее надежд не оправдала, попала в криминальную историю, подвела матушку-настоятельницу, запятнала свое доброе имя, превратилась в беглянку, подозреваемую в ужасном злодеянии.
