Генри Денкер - Голливудский мустанг
— Какой в этом смысл? — снова перебил продюсера Марти. — Джок Финли не собирается ставить спектакли в обозримом будущем. Извините. Мне бы не хотелось быть грубым. Но я предпочитаю в таких делах честность. Она позволяет сберечь ваше и мое время.
Положив трубку, Марти нажал клавишу переговорного устройства.
— Ивлин, несколько недель тому назад мы получили от Дэвида Фрэнка пьесу. Найди ее и отправь обратно.
Спустя четверть часа Ивлин сообщила, что не может отыскать рукопись.
— Она должна находиться в офисе, — возмущенно заявил Марти. — Ее не выносили отсюда.
Часы показывали почти половину седьмого. Красное солнце висело низко над горизонтом; розовые шлейфы от реактивных самолетов тянулись по небу, затянутому желтоватым смогом.
Прошло два часа с тех пор, как Уайт расстался с Джоком на автостоянке. За это время Финли несколько раз брал в руки сценарий, а затем откладывал его в сторону. Он знал, что повторное чтение не поможет. Джок подошел к телефону, который находился у бассейна, намереваясь позвонить Марти, но не стал делать это.
Сценарий при первом чтении не понравился ему. Тогда почему его мучило то, что они услышали от президента завуалированный отказ? Или же его действительно задели слова Марти? Агент начал срывать с Джока имидж «талантливого молодого человека», которым Финли гордился. Сравнивая свои немногочисленные достижения с успехами других режиссеров, превосходивших его по возрасту, и желая утешить себя, Джок мысленно произносил: «У них нет того, что есть у меня. Будущего!»
Но в замечании Марти насчет быстрого успеха была доля истины. Особенно в этом городе, где время значит все. Задумчиво глядя на телефон, Джок вдруг понял, что если он сейчас не искупается, то позвонит Уайту. Это было бы тактической ошибкой. Нельзя демонстрировать страх перед диким животным и голливудским агентом.
Джок стянул с себя французскую трикотажную рубашку, сбросил английские туфли ручной работы, снял шелковые боксерские трусы, сшитые на заказ Салкой в Париже, и, оставшись нагишом, шагнул к фаю бассейна.
Он стоял, глубоко дыша и напрягая мышцы плоского живота. Девушка-врач, с которой у него была последняя связь в Нью-Йорке перед возвращением на Побережье, сказала однажды: «По твоему телу можно изучать анатомию.» Затем она уселась на него и сделала почти все сама, словно оберегая тело и энергию Джока, как драгоценный природный ресурс.
После той встречи Джок перед прыжком в бассейн, или после душа, или собираясь одеваться напрягал мышцы живота — особенно если рядом находилось зеркало.
Мысли Джока, стоявшего у воды, перескочили с доктора — сексуально агрессивной молодой еврейки — на Марти Уайта и его внушавшие тревогу слова: «не волнуйся». Финли внезапно сказал себе: «Когда Марти позвонит, не снимай трубку!» Он нырнул в чистую, теплую воду; запах хлорки ударил ему в нос, хотя он и задержал дыхание, опускаясь вниз.
Медленно шевеля руками, Джок красиво доплыл до края бассейна, затем вернулся назад; теплая вода ласкала его худощавое тело. Когда он был совсем юным и не слишком хорошим актером, он приучил себя ревностно следить за своей фигурой. «Это — достояние актера», — с долей кокетства говорил он. Правда заключалась в том, что Джок был тщеславен в отношении своего тела и лица, хотя и демонстрировал досаду, когда кто-то говорил, что он больше похож на кинозвезду, чем на режиссера. На самом деле он чувствовал себя польщенным. Общаясь с актрисами, он замечал, что сексуальная внешность помогает ему больше, чем режиссерские познания.
Он перевернулся на спину; его обнаженный член поднялся, отвердел. «Сейчас я бы не отказался от той медички», — подумал Джок. Он услышал, как к дому подъехала машина, и в первый момент испытал желание вылезти из бассейна, облачиться в махровый халат. Джока преследовали подозрения, что Марти — гомик. На самом деле они были ошибочными. Однако Джок всегда чувствовал себя немного неловко в обществе Марти.
Сейчас стратегия требовала, чтобы Марти застал его расслабленным, отдыхающим в бассейне, забывшим о дневном поражении. Джок перевернулся спиной кверху и легко поплыл вперед, собираясь у фая бассейна заметить Марти и разыграть удивление.
Когда он, сделав поворот, поднял голову над водой и лег на спину, то обнаружил, что разыгрывать удивление нет нужды. У дальнего бортика не оказалось Марти Уайта. Там стояла Луиза и улыбалась. Она держала в руке черный переплетенный сценарий; на шее у нее висели маленькие часики. Луиза была идеальным образчиком добросовестной, толковой помощницы режиссера, хотя по росту и привлекательности значительно превосходила большинство девушек ее профессии.
Заметив улыбку на лице Луизы, Джок крикнул:
— Что тут забавного?
И тоже улыбнулся, потому что знал, как он выглядел; он лежал на спине, его член стоял, как мачта корабля.
— Не смотри так. Сделай что-нибудь! — со смехом закричал Джок.
Она положила сценарий на металлический столик и начала медленно, методично раздеваться.
— Ну, как прошла встреча? Расскажи мне!
— Неплохо, — ответил Джок, подплыв к бортику и положив подбородок на белый кафель, чтобы иметь возможность наблюдать за тем, как она раздевается.
— Ты получил контракт?
— Не совсем, — сказал Джок.
Луиза замерла, задрав майку над головой; ее груди приподнялись.
— Что значит — не совсем?
Он начал объяснять; Луиза освободилась от майки и сняла с себя слаксы, обнажив длинные, сильные ноги. Потерпев неудачу в качестве актрисы, она три года проработала пловчихой в гастролирующей водной феерии; у нее было упругое, красивое тело. В отличие от балерин, ноги у пловчих обычно сильные, великолепные. Когда Луиза обхватывала ими Джока, он испытывал восхитительную, почти невыносимую боль.
У нее были также превосходные бедра и столь плоский живот, что, занимаясь с Луизой любовью, Джок мог сосчитать ее пульс по биению брюшной аорты.
Сняв трусы, она обнажила две узкие белые полоски от крошечного бикини. Они оттеняли ее загорелую кожу и светлый пушок на лобке.
Когда Джок без излишней скромности пересказал ей содержание беседы, Луиза уже приготовилась нырнуть в бассейн. Она прыгнула через его голову и погрузилась так глубоко, что ее соски коснулись голубого дна. Луиза поднялась на поверхность в дальнем конце бассейна под доской для прыжков; она тряхнула головой и внезапно сказала:
— Престон Карр?
Она словно только сейчас поняла то, что Джок сказал несколько секунд тому назад.
— Если бы им на самом деле понравился сценарий, они бы согласились на Ланкастера. Или Холдена. Или даже Митчема, — твердо произнес Джок.
