Сьюзен Льюис - Месть
Однако интимная близость с ней отнюдь не решала их проблем. Лоренс знал, что Пиппа никогда не простила бы его, уговори он ее переехать в Соединенные Штаты, но если они останутся в Англии, его карьера, несомненно, пострадает, а может, и вообще закончится.
На следующее утро Лоренс повез Пиппу в аэропорт. Тома тоже взяли с собой, хотя, поразмыслив, Лоренс понял, что делать это, пожалуй, не стоило. Пиппа нервничала, как всегда перед отъездом. Как ни пытался Лоренс убедить ее, что они прекрасно проживут без нее пару дней, он понял, что Пиппа, несмотря на это, чувствует себя виноватой. Их расставание было гораздо нежней, чем обычно. Лоренсу даже показалось, что Пиппа готова отказаться от поездки.
— Не хочу покидать тебя, — сказала она со слезами на глазах. — Знаю, что это глупо, но все равно не хочу.
Она молча взглянула ему в глаза, но Лоренс понял, что у нее на уме.
Он покачал головой.
— Я не могу этого сделать, дорогая, — тихо проговорил он. — Зачем мне просить тебя не уезжать? Это должна решить ты сама — только ты.
— Конечно, — ответила она, пытаясь улыбнуться. — О, Господи, Лоренс, почему ты всегда так рассудителен?
— Значит, такой уродился, — улыбнулся он. — А теперь, может, поцелуешь меня?
Она неловко наклонилась вперед, потому что за нее цеплялся Том, который в отличие от отца готов был просить ее остаться. Однако оба знали, что едва Пиппа передаст его отцу, Том обрадуется, предвкушая, что Лоренс до конца недели будет принадлежать только ему.
— Ты понимаешь, как болит у меня сердце, когда я оставляю вас? — Пиппа улыбнулась и испытала легкую ревность, увидев, как Том привычно ухватился за руку отца.
— Конечно, понимаю, — ответил Лоренс. — Мне ведь тоже грустно оставлять вас вдвоем.
— Я тебя не стою.
— Не стоишь, когда плохо ведешь себя.
— Я и в самом деле бываю противная?
— Да уж, случается.
— Не позволяй мне разрушить наши отношения, Лоренс.
— Думаешь, я могу это допустить?
— Я люблю тебя.
— Знаю. Я тоже люблю тебя. Мы прорвемся, дорогая, найдем выход, вот увидишь.
Лоренс с непроницаемым лицом провожал ее взглядом, пока она шла по коридору к выходу на посадку, а сердце у него сжималось от боли. Он вздохнул. Странные существа — женщины, иногда совсем непонятные. Ну как поступить мужчине, если любимая им женщина не может сама принять решение и хочет, чтобы это сделал за нее муж? Ведь потом она будет всячески сопротивляться его решению! О Боже, как же ответить на этот вопрос?
Прежде чем отправиться в Лондон, Лоренс решил купить газету. Время близилось к полудню, и большую часть утренних выпусков уже раскупили. Он увидел лишь бульварную газетенку, которую купил бы, если бы не заметил фотографии Кирстен Мередит. Он насупился и стиснул зубы. Нет уж, увольте, об этой женщине он не желал ничего читать, он не хотел даже думать о ней. Подхватив Тома на руки, Лоренс зашагал к автомобильной стоянке.
ГЛАВА 2
Время близилось к полуночи. Поднявшийся ветер пронесся по узким улочкам Челси. Скоро пойдет дождь, рассеянно подумала Кирстен, взглянув в окно, но завтра хоть на часок, может, появится солнце. Как ей не хватало солнца!
Она сидела одна в баре на Фулем-Роуд, ожидая, когда принесут пакет с готовым ужином, чтобы взять его с собой. На ней был большой дождевик Пола. Никто не стал бы отрицать, что Кирстен — красивая женщина. Широко расставленные зеленые глаза, невероятно чувственный рот, тонко очерченные ноздри и прекрасная, немного смуглая кожа придавали ей вид экзотический и сексуальный. При этом удивлял ее смех, простодушный и искренний. Ее одежда, в сущности, не имела значения, ибо не могла скрыть ни стройности Кирстен, ни ее длинных изящных ног. Сейчас ее светло-рыжеватые волосы выбивались из-под пестрого шелкового шарфа и падали на лоб и шею.
Отведя взгляд от окна, Кирстен опустила голову. В последнее время, появляясь в общественных местах, она старалась не показывать своего прекрасного лица, хотя любая другая, несомненно, гордилась бы им. Красота причиняла Кирстен только боль, такую мучительную, что иногда ей казалось, будто она заполняет все ее существо. Отчаяние охватило ее. Проще всего было бы пожалеть себя и постараться забыться. В последние несколько недель Кирстен не раз готова была сдаться, однако этого не произошло. Она и сама удивлялась, почему все еще сопротивляется, ведь теперь у нее не осталось ничего и было бы, конечно, лучше прекратить этот невыносимый и бесконечный фарс, в который превратилась ее жизнь.
Она тяжело вздохнула и подняла голову. Иногда Кирстен убеждала себя, что ей нечего стыдиться и все просто несправедливы к ней. Однако, став жертвой такой жестокой травли, поневоле забудешь о своей невиновности, а то и поверишь во всю эту ложь.
«Боже милостивый, — подумала она. — Как это со мной случилось? В свои тридцать шесть лет я осталась совсем одна. Ни друзей, ни работы — ничего». Возможно, она смирилась бы с этим, если бы Дэрмот Кемпбел оставил ее в покое. Но Кирстен понимала, что кампания Кемпбела еще только началась. День за днем он публиковал статьи о ней — лживые и абсолютно безжалостные. К ужасу Кирстен, другие газеты тут же подхватывали эти сплетни, добавляя к ним собственные оскорбительные подробности.
Кирстен очень сглупила, вернувшись сюда. Ей следовало бы знать, что Диллис, решив отомстить, использует всю мощь своей великой газетной империи.
Из-за этой несправедливости на глаза Кирстен навернулись слезы. Сейчас ей хотелось бы одного: убежать к Полу и почувствовать себя рядом с ним в безопасности, как это не раз случалось за последние пять лет. Но бежать было некуда. Чудесные дни на Лазурном берегу прошли безвозвратно.
У них с Полом Фишером было не так уж много друзей на Ривьере, но они были счастливы друг с другом. Пол не раз уговаривал Кирстен вернуться в Англию и жить нормальной жизнью. Порой и она подумывала об этом, но чувство к Полу побуждало ее оставаться возле него — Кирстен не могла бросить человека, который так любил ее.
Никто этого не понимал. Все видели только то, что их обожаемый Пол Фишер — великий актер, несмотря на свой возраст, был околдован Куколкой Кирсти, как называли ее средства массовой информации, которая, по их утверждениям, желает обобрать его.
Когда они впервые уехали во Францию, Пол сделал все, чтобы оградить их от посягательств прессы, хотя это было непросто. Скандал, как и положено, оброс пикантными подробностями и щекотал нервы: семидесятишестилетний Пол Фишер оставил театр, кинематограф и жену и сбежал с тридцатилетней Кирстен Мередит, телережиссером. Впрочем, пресса никогда не называла ее режиссером, а именовала чуть ли не шлюхой. Но разве кого-нибудь интересовала правда? Разве кому-то было дело до того, что она, Кирстен Мередит, впервые в жизни встретила человека, который любил ее, заставил поверить в свои силы и сделал все возможное, чтобы залечить раны, нанесенные ей в ранней юности. А что знало общество о супружеской жизни Пола? О том, как двадцать с лишним лет он терпел свою жену, одержимую манией величия? Ее интересовал только престиж Пола, всеми любимого и почитаемого. А Кирстен дала ему счастье в последние годы его жизни, и для нее он был всем — другом, братом, отцом и, что греха таить, любовником.
