Ольга Строгова - Тайна Дамы в сером
Если бы Манечка вела дневник, для записей ей понадобились бы чернила разных цветов – и тяжелого густо-коричневого, и унылого фиолетового, и легкомысленной охры, и яростной киновари, и умиротворяющего голубого, и многих, многих других.
Манечка не была художницей, она просто воспринимала окружающий мир не так, как видят его другие, не столь эмоционально одаренные натуры. Все более или менее значительные события представлялись ею в яркой цветовой гамме, а иногда и в обрамлении музыкальных звуков и даже запахов.
Например, неожиданное получение денежного перевода от родителей, живущих в Туле, – и как раз в тот самый момент, когда аванса больше нет, до получки еще неделя и занять абсолютно не у кого. Пышное малиновое зарево под аккомпанемент серебряного голоса Луи Армстронга… И в морозном воздухе, расцвеченном бледными пятнами фонарей, аромат свежеиспеченного пирога с печенкой и гречневой кашей.
(Если вы до этого в течение трех дней питались практически одной вареной картошкой и если вы оченьлюбите пироги с печенкой, то вы, возможно, поймете, о чем мы…)
К утру боль после визита к стоматологу, мучившая Манечку всю ночь, наконец отпустила. Манечка блаженно вздохнула и свернулась клубком под старым пуховым одеялом, собираясь поспать еще часика два. В четырехкомнатной коммунальной квартире, где им с Лешкой принадлежала самая большая, восемнадцатиметровая комната с балконом, стояла бархатная тишина. Угомонился даже водопроводчик Костя из угловой комнаты, отмечавший с коллегами получение зарплаты.
Тихо посапывал на своем диване Лешка, снова пришедший из школы с распухшей губой и в порванной рубашке; у него под боком храпел и дергал лапами во сне старый облезлый терьер по кличке Босс.
Манечке же отчего-то не спалось. Мешало слабое, но ясное предчувствие чего-то необычного – бледный, едва заметный золотистый отблеск, словно перед самым восходом солнца, хотя солнца никакого не было и не могло быть – в такую-то метель. «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…» – зубрил вечером Лешка, расхаживая по комнате с остановившимся взглядом и прижатым к животу Пушкиным. Вспомнив эту трогательную картину, Манечка улыбнулась и откинула одеяло.
На работу она пришла неслыханно рано, в половине девятого. На столе были грудой свалены папки с личными делами учащихся – не иначе, кто-то из завучей вечером копался, а на место их не поставил, – зато под папками обнаружилось несколько рукописных бумаг с пометкой «срочно напечатать и размножить». Кажется, некоторые из этих бумаг валялись тут с позавчерашнего дня, а вот этот приказ по поводу профучебы определенно кто-то спрашивал еще в прошлую пятницу.
Манечка решила разгрести весь этот завал. Заперла дверь в приемную, чтобы не мешали, и сосредоточенно, не отвлекаясь, работала часа полтора.
В одиннадцатом часу пришла завхоз звать пить чай в свою «каморку под лестницей». Дожидаясь, пока Манечка допечатает последнюю страницу, завхоз стояла у окна и наблюдала, как новый вахтер разгребает перед парадным входом снег.
– Кто-то к нам приехал, – сказала вдруг завхоз, отодвигая тюлевую занавеску, – «Опель Астра», цвет – мокрый асфальт, почти новый, на левом крыле небольшая вмятина…
– Вы так хорошо сквозь метель видите? – восхитилась Манечка.
– А метели никакой нет, кончилась. Вот-вот солнышко проглянет. Кто бы это мог быть? Подожди-ка… Иностранец какой-то. Тебе начальница ничего не говорила вчера?
– Отчего вы думаете, что иностранец? – спросила Манечка, поспешно вылезая из-за стола.
– Что ж я, иностранца от нашего мужика не отличу, что ли? – обиделась завхоз. – Иди сама посмотри. Блондин… высокий… на немца похож. Ой, Маня, а ведь я догадываюсь, кто это может быть! Пойду встречу, не то наш бдительный Игнатьич его застопорит!..
Манечка прилипла носом к окну, но никого уже не увидела. Иностранец, кем бы он ни был, уже поднялся на крыльцо, и от любопытных глаз его защищал обледенелый козырек.
Не прошло и двух минут, как гость, сопровождаемый завхозом, появился в дверях приемной. Манечка, торопливо взбивавшая перед зеркалом пышную вороную челку, обернулась и замерла.
Золотое сияние легло на вытертый линолеум. Покрытые облупившейся масляной краской стены задрожали, сделались прозрачными и исчезли, открыв ослепительный, залитый солнцем простор. Теплый ветер всколыхнул Манечкины волосы. Он нес с собой аромат горьковатых степных трав и свежесть чистейших голубых озер.
«Оnly you…» – cладко вздохнул Элвис Пресли где-то над левым Манечкиным ушком.
– …профессор Роджерс из Цюриха, – грозно откашлявшись, повторила завхоз.
– Мария, – пропела Манечка, зачарованно глядя в глубокие северные глаза гостя.
– Прекрасное имя, – улыбнувшись, ответил гость. – Могу ли я видеть госпожу Шереметьеву? – Он говорил по-русски, хотя и с сильным акцентом, но совершенно правильно. Завхоз с Манечкой переглянулись.
– А… госпожа Шереметьева немного задерживается, она просила передать вам свои извинения, – нашлась завхоз, приоткрыв дверь директорского кабинета. – Вот здесь вы сможете ее подождать. Может быть, чашку чая? Кофе? Минеральной воды?
– Благодарю, – отозвался гость, с интересом оглядев кабинет, – но я, с вашего разрешения, предпочел бы пока побродить по школе.
Он кивнул женщинам и, не дожидаясь ответа, удалился.
– Н-да, – сказала завхоз после долгой паузы, – наверное, следовало бы его сопроводить… Но мне почему-то кажется, что он справится и сам. Однако начальство-то где? Где ее носит? А мы тут за нее отдувайся!
– Какой мужчина!.. – не слушая завхоза, шептала Манечка. – Какой мужчина!
Завхоз выразительно посмотрела на Манечку, покачала головой и ушла.
Очнувшись, Манечка начала действовать. Мгновенно все бумаги со стола были убраны в толстую папку с надписью «Приказы» на корешке, а сама папка засунута на полку. Поверхность стола, освобожденная от пыли и бумажного мусора и украшенная вазочкой с гвоздиками, приобрела праздничный вид; сбоку посвежел и заиграл красками громоздкий компьютерный монитор, а с клавиатуры бесследно исчезли пятна от кофе и хлебные крошки.
Покончив с уборкой, Манечка еще раз внимательно оглядела себя в зеркале. Так и есть: над левой бровью наметился прыщик, ресницы какие-то тусклые, и помада совсем съелась. Манечка хищно прищурилась и достала из сумочки Специальный Набор для Боевого Раскраса.
* * *Прозвенел звонок, возвещающий начало пятого урока, и Аделаида осталась в своем кабинете одна. Ушел в кабинет иностранных языков гость, увлекаемый обеими англичанками и подоспевшей немкой, ушла повар Алиса, интересовавшаяся, будет ли гость обедать, ушла завуч старших классов со свежим выпуском «Педагогической науки», и с ней под руку беременная Васильева, томно обмахивающаяся больничным листком.
