Инна Бачинская - Магия имени
– Извинитесь.
– Что? – изумился тот, глядя на него, как Дон Жуан на ожившую статую командора. – За что?
– Извинитесь! – упрямо повторил Володя.
– Пошел вон! – вдруг заорал Артур. – Защитник! Не твое дело!
У Володи побелели губы. Он схватил Артура за ворот и приподнял над столом.
– Ты! – рванулся тот, пытаясь отодрать от себя цепкие руки. – Ты сволочь!
Инга с трудом удерживала истеричный смех. Артур извивался в руках Володи, а тот продолжал крепко держать его за ворот, видимо, не зная, что делать дальше.
– Не надо! – закричала отчаянно Мара. – Не бейте его!
– Владимир! – взвизгнула Тамириса. – Не смей!
Володя, как будто только этого и ждал, с облегчением выпустил ворот Артура, и тот мешком осел на стул. Володя повернулся и собирался выйти вон, но Трембач, ранее оставивший свое место за столом и подошедший ближе, чтобы ничего не пропустить, наблюдал эту сцену с живейшим интересом и удовольствием. Он проворно ухватил его за локоть и призвал к порядку.
– Не-л-ль-зя, – сказал он по слогам заплетающимся языком. – Мы не у себя дома… то есть, конечно, у себя, но у нас, так сказать… у нас праздник… такой день знаменательный, а вы, как два петуха драчливых… в драку! Горячие какие… Нехорошо! Сегодня нельзя! Давайте мириться! Ну-ка! – Он соединил руки соперников, не позволяя им вырваться. – Повторяем дружно за мной: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись!» Давайте вместе! Мирись…
– Мирись, – подхватил было муж подруги, но, никем не поддержанный, умолк.
Петухи молчали, исподлобья с ненавистью глядя друг на друга. Мара закрыла лицо руками.
– Не слышу! – В голосе Трембача зазвучали требовательные нотки. – Мы ждем! Ну!
Любимая подруга Люба бормотала что-то о всяких, которые не имеют уважения… Ее муж, чей порыв прошел, продолжал жевать. Молодежь, ухмыляясь, наблюдала за событиями. Тамириса в волнении прижала руки к груди – ей было стыдно за брата, который набросился на Артура, вступившись за Мару. Тамириса всхлипнула от избытка чувств. Локоны ее развились, безумные глаза стали еще больше из-за смазавшегося грима, что увеличило ее сходство с вампиром, слегка повредившимся в уме. Пан Станислав с высоты своего возраста и жизненного опыта взвешивал, что ожидает этих двоих – Мару и Володю, таких разных и непохожих друг на друга, ибо, в отличие от остальных, сразу понял, куда ветер дует.
Хотя, с другой стороны, противоположности иногда прекрасно находят общий язык, думал он. Вот и они с женой такие разные, а прожили жизнь – дай бог всякому. Что тянет мужчину к женщине?
Он посмотрел на Люську. Та, изголодавшаяся, уставшая, хватила уже четыре стопки клюквенной домашней водки, которая была крепче магазинной, но забирала исподволь, незаметно, окосела, растеклась квашней и напоминала курицу, умирающую от жажды в жаркий день – растопыренные крылья и полураскрытый клюв. Пан Станислав видел ее не так, как все остальные, горластой грубой бабищей, хлебнувшей всякого в своей жизни, а тощим, забитым деревенским подростком, при взгляде на которого сердце заходилось от жалости.
Остальные, не понимая, что происходит, уставились на компанию «своих» бараньими взглядами.
– Ну, все вместе! – надрывался Трембач, косясь на запотевшую бутылку на столе… Слышалось ему уже сладкое уху бульканье при переливании жидкости из бутылки в стакан, рука уже чувствовала приятную тяжесть… а тут эти двое нашли время. – Артур Алексеевич! Володя! – строго взывал он. – У нас праздник, забыли? Давайте, так сказать, пожмем друг другу руки и дружно скажем: мирись, мирись, мирись… – Артур, сверкая взором, как сценический злодей, пробормотал что-то сквозь зубы, похоже, выругался. – А если будешь драться, я буду кусаться! – не унимался Трембач, неизвестно из каких глубин памяти вытаскивая на свет божий старинную детскую считалочку. Володя смотрел в пол. – А теперь за мир и дружбу! – Трембач, не в силах больше терпеть, шмыгнул на свое место и схватил бутылку. – У кого не налито?
Зазвенели рюмки, задвигались тарелки, и праздник возобновился. Тамириса, разочарованная скорым исходом конфликта, взволнованно поглядывая на Артура, давала ему понять, что она на его стороне. Трембач протянул Володе стакан с водкой, тот, не чинясь, взял. Инга принялась накладывать на его пустую тарелку мясо и салаты. Ей было до слез жалко Володю. Не нужно обладать большим чутьем, чтобы угадать его бесприютную жизнь, одиночество, старомодное отношение к женщине и страх перед ней. Она перевела взгляд на Мару, незаметную серую мышку, на блистательного Артура, очень похожего на Ингиного отца. Ночью в саду он испугал ее, неслышно подойдя сзади и дотронувшись до плеча. «А что это барышня так поздно гуляет одна?» – сказал он игриво. Она, резко обернувшись, в ужасе смотрела на него и судорожно хватала воздух открытым ртом, будто всхлипывала. Не сразу смогла пробормотать, что ей не спится, и отметила его заинтересованный взгляд. Он был не прочь составить ей компанию. За столом все время смотрел на нее и, улыбаясь, круто ломал бровь…
Нелюдимый Володя, робкая Мара, гулена Артур – это что, результат воспитания или замысел природы? Если замысел природы, то судьба не зависит от человека – родившись, он получает ее готовенькой, как клеенчатую бирку в роддоме, на которой написано его имя. А если результат воспитания, то судьба – искусственная структура, созданная воспитателями, и от человека все равно ничего не зависит. Несправедливо!
Не только Артур смотрел на Ингу. Вася тоже не сводил с нее странно настойчивого взгляда. Он выпил вина, раскраснелся, карие глаза затуманились, светлые длинные волосы рассыпались по плечам. Красавчик! Инга старалась не смотреть на него, что давалось ей с трудом. Боялась выдать себя взглядом. Она помнила, как рухнуло, словно в пропасть, сердце, и тонкая острая спица страха прошила позвоночник, когда она увидела в белом лунном свете его запрокинутое лицо, пугающе неподвижное и застывшее, как маска, с выражением острого болезненного наслаждения…
– За молодое поколение! – воззвал Трембач. – За Василия, Ростислава и Ингу, которая вписалась, так сказать, в наш дружный домашний коллектив!
Инга была спокойной молодой женщиной, но иногда странное возбуждение, вызванное неизвестно чем, вдруг охватывало ее. Такое возбуждение испытывает человек в зрительном зале, когда вдруг лезет на сцену по приглашению заезжего фокусника. И ладно бы был ухарь или по пьяни, но нет – нормальный, даже трусоватый человек. Что-то щелкнуло внутри и сместилось, вот он и полез, а потом диву дается, как это его угораздило?
– Я скоро уеду, – услышала она свой неестественно громкий голос, показавшийся ей чужим, – за границу! Как Леночка! Помните Леночку?
