Нора Робертс - Объятия смерти
– Нет. Проследите, чтобы нас не беспокоили.
– Конечно. Если вам что-нибудь понадобится… – крикнул он им вслед, когда они уже шли к лифту.
– Наверняка он думает, что мы пришли сюда, чтобы быстренько перепихнуться, – сказала Ева. – Надеюсь, хоть это место тебе не принадлежит?
– Нет, но администратора явно интересовало, не собираюсь ли я его купить.
Лифт открылся, словно огромная жадная пасть. Ева шагнула в кабину.
– Я могла бы обойтись своим значком, не пользуясь твоим именем.
– Это не составило мне труда.
– Еще бы! Как бы то ни было, меня отвлекло наблюдение за тем, как ты обрабатываешь этого беднягу. Еще десять секунд, и он бы встал на колени.
Двери лифта открылись снова, и Ева уставилась на пустой коридор.
– Было темно, – заговорила она, – и он был чем-то раздражен. Надо же, ничего не узнаю! Впрочем, я только дважды побывала за пределами комнаты – один раз, когда мы входили туда, а другой, когда я оттуда вышла. В этом я уверена. Так было почти всегда.
– Больше он не сможет тебя запирать.
– Нет. – Ева шагнула в коридор. – Мне казалось, что там пахнет грязными мокрыми носками. Я устала и хотела есть. Я надеялась, что он принесет какую-нибудь еду или хотя бы просто уйдет… Кажется, нам сюда. – Она указала налево. – Я очень боюсь. Не позволяй мне убежать.
– Ты никуда не побежишь, Ева. – Рорк коснулся губами ее губ. – Ты всегда была сильнее, чем он.
– Посмотрим, так ли это. Открывай.
«Ты просто должна войти в дверь, – сказала она себе. – Вот и все. Сколько раз ты проделывала это, зная, что по другую сторону тебя подстерегает смерть! А ведь за этой дверью нет ничего, кроме призраков».
Шум в голове перешел почти в рев, когда Ева шагнула через порог.
Комната была аккуратной, чистой и приятно обставленной. На низеньком столике рядом с искусственными цветами лежали видеокассеты. Пол был выложен бежевым ковром.
«Осталась ли под ковром его кровь?» – подумала Ева.
Кровать была застелена покрывалом, разрисованным маками. Кухню отделял от спальни стол, на котором стояла ваза с фруктами. Через окно Ева видела дом напротив, но на нем не было ни вывески, ни красного фонаря.
– Похоже, они действительно все переделали. Насколько я помню, мы никогда не останавливались в таких приятных местах. Правда, иногда у нас было две комнаты, и мне доставалась отдельная кровать. Но чаще я спала на полу. – Она посмотрела вниз и увидела себя съежившейся на полу под тонким одеялом. – Кондиционер сломан, и холод пробирает меня до костей. Горячей воды нет, а я ненавижу мыться холодной. Но я должна смыть его запах! Лучше замерзнуть, чем чувствовать этот запах после того, как он…
Ева обхватила себя руками и задрожала. Ее глаза расширились, а бледное лицо стало прозрачным. Это зрелище разрывало Рорку сердце.
– Я пытаюсь заснуть. За окном мерцает красный свет – сначала красное, потом черное, но красное остается перед глазами. Он часто уходит. «Сиди тихо, как мышь, девочка, иначе сюда приползут змеи. Одна из них проглотит тебя целиком – и ты будешь кричать у нее в брюхе».
– Господи! – Рорк сунул в карманы сжатые в кулаки руки, так как драться было не с кем – некого было наказывать за издевательства над девочкой, теперь ставшей его женой.
– Когда кто-то приходит сюда, я остаюсь в ванной. Детей не должно быть ни видно, ни слышно. Он приводит женщин и делает с ними то же, что со мной. Правда, они не кричат и не просят его перестать, если только он не начинает бить их. Но мне не нравится это слышать! – Ева закрыла уши руками. – Иногда он приходит пьяным, но не всегда. Когда он трезвый, то делает мне больно. А если я кричу, плачу, умоляю, он делает мне еще больнее. «Кричи громче, девочка. Ты помнишь мои уроки. Скоро ты сможешь зарабатывать себе на еду».
Ева шагнула вперед, глядя на Рорка – вернее, сквозь него. Она не видела ни маков на покрывале, ни искусственных цветов, ни чистого бежевого ковра.
– Мне холодно. Я голодна. Может быть, с ним случилось что-то плохое и он не вернется? Тогда я смогу согреться… – Она двинулась к кухне, и Рорк не удерживал ее. – Он опять забыл меня покормить, а есть без него запрещает. Там, в холодильнике, сыр. Он уже позеленел, но если срезать верх, то все в порядке. Возможно, он не заметит, если я возьму немножко. Он побьет меня, если узнает, но он все равно будет меня бить, а я так голодна… Я хочу еще… Господи, он идет!
Ева разжала кулак и услышала звук ножа, упавшего на пол.
– «Что это ты делаешь, девочка?» Я пытаюсь что-то объяснить, но это бесполезно. Он не слишком пьян и все видит. Он бьет меня по лицу – я чувствую вкус крови, но не плачу: может быть, он перестанет. Но он продолжает бить меня кулаками, и я падаю на пол. – Она опустилась на колени. – Он убьет меня, если я буду сопротивляться, но я больше не могу терпеть и тоже делаю ему больно!
Ева вспомнила, как ее ногти впились ему в лицо, и услышала его крик.
– Моя рука! – Она невольно схватилась за руку, услышала сухой треск ломающейся кости и ощутила острую боль. – Он раздвигает мне ноги и проникает в меня, пыхтя мне в лицо. От него пахнет виски. Господи, как больно! Но ему тоже может быть больно…
Слезы градом текли по лицу Евы. Сердце Рорка разрывалось от жалости, но он понимал, что у него нет иного выбора, как позволить ей заново пережить этот кошмар.
– Я поднимаю с пола нож и ударяю его. Теперь он кричит, и я ударяю снова и снова. Он скатывается с меня, но я не могу остановиться. Из него хлещет кровь, и я тоже ею перепачкалась…
Она ползала на четвереньках, рыча, как зверь.
– Ева! – Рорк присел на корточки рядом с ней и схватил ее за руки. – Посмотри на меня!
Она пыталась вырваться.
– Со мной все в порядке. Я просто чувствую запах крови. Неужели ты его не ощущаешь?
– Сейчас мы уйдем. Я увезу тебя отсюда.
– Нет. Только держи меня. Я помню, что чувствовала тогда. Как будто какое-то животное внутри меня вырвалось наружу. Потом я отползла туда. – Дрожа всем телом, Ева заставила себя посмотреть в угол. – Я наблюдала за ним, ожидая, что он встанет и убьет меня. Но он не вставал. Когда рассвело, я поднялась, смыла кровь холодной водой и упаковала сумку. Наверное, я была в шоке, и он уменьшил дикую боль в руке и между ног. Мне хватила ума спуститься по лестнице, а не в лифте. Помню, что на улице светило солнце, и у меня заболели глаза. Я где-то потеряла сумку и пошла дальше. – Она сделала паузу. – Он никогда не звал меня по имени, потому что у меня его не было. Родители не дали мне имя – для них я была не ребенком, а вещью. Я не могу вспомнить ее, но его хорошо помню. Помню, что он говорил мне, чему учил. Он хотел сделать из меня шлюху – говорил, что вложил в меня деньги, и я обязана их отработать. Я должна была начать здесь, в Далласе, но он готов был подождать, потому что мне еще не исполнилось девяти лет…
