Татьяна Веденская - Такая глупая любовь
И что он не станет на нее давить.
Но все же вот они, сидят в его машине, и она так убийственно хороша, и так наивна, и смотрит на него такими красивыми влажными глазами. Каждое ее обвинение в его адрес было справедливо, каждый упрек был им заслужен. Но что, в конце концов, такого? Разве это так уж плохо – то, что он хочет завладеть ею? Это совершенно естественно. Это – природа.
– Маша, не молчи, скажи мне что-нибудь, – прошептал он, запуская пальцы в ее прекрасные волосы. – Чего ты хочешь? Скажи мне, чего бы тебе сейчас хотелось?
– Ясности сознания, – тихо рассмеялась она. – Я не знаю, чего творю. Я Алиса, и я лечу вниз по кроличьей норе. Что-то ждет меня там.
– Пирожок и гусеница?
– И море слез? – пожала плечами она.
– Ты хочешь есть? Ты голодна?
– Думаешь, меня пустят в ресторан в таком виде? – Маша накрыла груди руками, крест-накрест, самым беззащитным из всех возможных жестов, но Николай тут же мягко взял ее за запястья и развел ее руки в стороны.
– Мне так нравится на тебя смотреть, – сказал он, вдыхая чудесный запах ее тела. – Но если ты голодна, мы сейчас оденемся и поедем куда-нибудь.
– Я не голодна, – эхом отозвалась Маша. – Мне кажется, я сейчас вообще не в себе.
– А в ком?
– В Мэри Н? – усмехнулась она. – Поцелуй меня еще.
– Ты хочешь еще?
– Уже темнеет, – пробормотала Маша. – Мы так и не посмотрели на парк.
– Если честно, я уверен, что в парке и завтра все будет точно так же, как и сегодня. А если быть еще честнее, я думаю, что ты права и там все будет именно так, как ты и говорила. Так что я, пожалуй, сэкономлю нам обоим время и силы и поверю тебе на слово.
– Щедро, – кивнула она, а Николай мягко обхватил ее запястья и завел ей руки за спину.
– Тем более силы нам еще понадобятся, да? Для чего-то другого, намного более интересного.
– Интереснее, чем это? – ахнула Маша. – Мне кажется, это уже невозможно.
– Ты хочешь, чтобы я остановился? Только скажи, Маша, только скажи.
– Ты хочешь, чтобы я попросила тебя остановиться? – спросила Маша после короткой паузы. Николай пронзил ее долгим внимательным взглядом, а затем улыбнулся.
– А ты умеешь играть по-крупному и всерьез. Нет, Маша, я, конечно, не хочу останавливаться. Единственное, на что меня сейчас хватает, – это не нажать по газам прямо сейчас и не увезти тебя к себе домой. Скажи мне, что ты не возражаешь, и я немедленно это сделаю. И даже не дам тебе обратно надеть твою футболку, так и будешь сидеть рядом со мной, голая и моя. Как тебе такая перспектива?
Все это было сказано совершенно серьезно, но при этом легким, ни к чему не обязывающим тоном, как будто Николай предлагал Маше выпить кофе в соседнем кафе и только интересовался, какой именно кофе она предпочитает. Машино сознание обожгли два слова – «голая» и «моя».
Голая и моя.
Если она захочет, это может случиться. Хочет ли она этого? Может ли она остановиться? Хватит ли у нее сил надеть обратно футболку, выйти из машины и пойти домой, чтобы там, в тишине и относительной темноте, нарушаемой ярким светом фонарей с улицы, думать всю ночь о том, что не произошло? И том, что могло произойти.
– Ты выглядишь так, словно тебя спросили, какую из возможных пыток ты предпочитаешь, – усмехнулся Николай. – Иди ко мне, я тебя согрею, ты дрожишь.
– Я дрожу по другому вопросу, – призналась Маша.
– По какому же?
– Мне страшно, – кивнула она.
– Я тебя пугаю?
– Очень сильно, – призналась она.
– Вот это да! – присвистнул Гончаров. – А я-то, старый дурак, тешу себя надеждой, что нравлюсь тебе.
– Это тоже, – согласилась Маша после некоторых раздумий. – Но…
– Мне никогда не нравилось это треклятое «но», – всплеснул руками Гончаров. – После него обычно я слышу что-то неприятное. Что-то вроде «ты хороший парень, но нам лучше поставить точку прямо тут». Или «у меня есть муж».
– У меня нет мужа! – возмущенно воскликнула Маша.
– Хорошо, «у меня есть Роберт», – нахмурился Гончаров. Дался ей этот Роберт!
– Дело не в этом, – покачала головой Маша.
– Не в этом пижоне с собственными портретами и наградами, развешанными по всему кабинету? – повысил голос Гончаров. Даже не заметив, Николай пришел в бешенство от одной мысли о том, что этот Роберт, возможно – только возможно, – когда-то тоже прикасался своими мерзкими руками к нежным грудкам этой девочки.
– Я просто думаю, что слишком много всего произошло для одного дня! – бросила Маша, оглядываясь вокруг в поисках футболки. Зачем, спрашивается, было приплетать сюда Роберта? Да она о нем даже не вспоминала! Уже две недели, если быть точной, она не думала о нем. Разве что только в контексте «как можно было быть такой дурой».
Но сейчас, глядя на белого от злости Гончарова, Маша задалась вопросом, а не является ли она «такой дурой» прямо сейчас.
– Прости. Прости, Машенька, прости, – покачал головой Гончаров. – Ты, конечно, права. Я гоню лошадей. Да?
– Да, – кивнула Маша твердо, но в душе она была совсем не уверена в том, что готова быть такой правильной. Николай вздохнул, поднял со своих колен Машин бюстгальтер и сам, самолично надел его на нее, нежно застегнув замочек.
– Ты же понимаешь, что, делая это, я разрываю себе сердце на куски? – спросил он наполовину в шутку, наполовину всерьез. – Я бы хотел делать нечто прямо противоположное.
– Ты хотел бы надеть мой лифчик на себя? – спросила Маша, невинно хлопая ресницами. Гончаров расхохотался, а затем бросил ей футболку.
– Надень это, пока я не трахнул тебя прямо в машине. Поедем куда-нибудь, действительно, поужинаем, что ли.
– Я лучше пойду домой, – прошептала Маша, с трудом возвращая ясность мыслей после этой фразы. «Пока я не трахнул тебя прямо в машине». Странно, что такая грубая прямолинейность подействовала на нее как запал на взрывчатку. Каждая клетка ее тела отреагировала на сказанное, и лицо Николая прямо над ней, нависающее, заполняющее весь мир, возникло в ее воображении.
«Сделай это, сделай это прямо сейчас!»
Маша глубоко и ровно дышала, подсчитывая вдохи и выдохи. Раз – два, раз – два. Вдох – выдох. Она еле справилась с футболкой, так дрожали руки. Отчего-то она очень четко понимала, что либо она уйдет сейчас, либо сегодня ей не уйти. У нее оставалось самоконтроля буквально на «понюшку». Гончаров посмотрел на нее так, словно она сделала ему физически больно.
– Как скажешь, принцесса египетская. Только ведь…
– Что? – спросила она резче, чем хотела.
– Это не конец? – пробормотал он тихо, одними губами. Маша растерялась, не зная, что ответить. Она не понимала, начало это или конец и броситься ли ей в эти бурные волны или бежать прочь, как от огня. Что хорошего может выйти из всего этого?
