Татьяна Устинова - Одна тень на двоих
Конечно, он не слушал. Он смотрел на нее — и не слушал.
Как бы ему заманить ее ночевать? Пообещать, что все расскажет, но только дома?
— Данилов, что ты молчишь?
— Ты собиралась уезжать?
— Я думала, что тебя нет, — призналась Марта, — и никак не могла понять, зачем же я-то приперлась!
— Подожди меня минут пятнадцать. Сейчас начнется торжественная часть, и можно будет незаметно уехать. Ты собираешься вернуться в Кратово или… останешься? — Ему показалось, что вопрос прозвучал как-то на редкость пошло, оскорбительно даже.
— А Лида? — спросила Марта. — Она не обидится?
— Нет, — сказал Данилов довольно сердито, — собственно говоря, это совсем не твое дело. С Лидой я сам все улажу.
— Тогда останусь, — решила Марта.
Разве она могла уехать, когда он сказал — оставайся?!
— Через пятнадцать минут. Постарайся никуда не исчезать. Если хочешь, можешь уехать прямо сейчас, у тебя же есть ключи. А я подъеду.
— Данилов, — спросила Марта язвительно, — с чего ты взял, что я хочу немедленно мчаться в твою квартиру? Может, я хочу побыть на приеме, в обществе приятных и умных людей? Может, я хочу съесть немного холодных устриц или что предполагается на фуршете? Может, я хочу провести вечер здесь, а не возле твоей посудомоечной машины?
— Здесь? — беспомощно переспросил Данилов. — Ну… давай проведем вечер здесь.
— Ты тут совсем ни при чем, — наслаждаясь игрой, продолжала Марта, — ты должен проводить вечер со своей Лидой, а не со мной.
Он посмотрел ей в лицо и понял, что это игра. Просто такая игра. От сердца отлегло, а он уж перепугался было.
— Значит, через пятнадцать минут, — заключил Данилов строго, чтобы она не догадалась, как он перепугался, — мне нужно еще к Знаменской подойти.
— А к родителям?
— Я уже подходил к ним, Марта.
Он ко всем уже подходил, и к нему все подходили — друзья семьи, знаменитые музыканты, знаменитые писатели, знаменитые критики — не знаменитых было на этом приеме — «друг детства» Олег-Тарасов, конкурент Марк Грозовский, мать Лиды Виолетта Ивановна, сама Лида в парижском платье. Он старался вести себя хорошо — достойно, как сказала бы Светлана Сергеевна, — но знал, что этого мало. Необходима картина полного воссоединения семьи, а он в такую картину никак не вписывался. Он вообще не подходил ни для каких определенных ему ролей — идеального сына, продолжателя дела знаменитого отца, мужа светской красавицы.
С тех пор, как в шестнадцать лет у него сдали нервы, он мало для чего подходил.
Лида, выделявшаяся из толпы неземной красотой, в отдалении, за колонной рассматривала в зеркальце свои губы и осторожно трогала их помадой. Данилов подумал, что хорошо бы уйти так, чтобы она не заметила.
Поговорив со Знаменской — «Андрюшик, как поживает мой унитаз в форме лилии?», — он уже совсем собрался сбежать и все-таки столкнулся с Лидой. Марты не было видно.
— Господи, какой ты неуклюжий!
Он присел, собирая в крохотную сумочку ключи от машины, медный номерок из гардероба, золотую пудреницу, шелковый кошелечек для визитных карточек.
Все. Больше в сумочке ничего не было, Данилов специально осмотрел пол.
— Дурацкая сумка! Второй раз за вечер открывается, и из нее все падает, а я, как идиотка, подбираю!
— Извини, пожалуйста.
— Ты что? Уезжаешь? А банкет?
— Я устал и не хочу есть. Я поеду.
— Светлана Сергеевна придет в ужас, — прошептала Лида. — Господи, ну что ты все время выдумываешь?! Почему ты не можешь остаться?!
Не мог же он сказать ей, что совершил подвиг, придя сюда! Одна мысль о том, что сейчас начнутся выступления с микрофоном и не дай бог! — к нему опять пристанут, чтобы он говорил «теплые слова», вызывала дрожь в желудке.
— Я позвоню тебе, — сказал он Лиде и легко поцеловал ее в щеку, — я должен ехать.
— Ты просто свинья, — заявила Лида, повернулась и пошла, подхватив под руку наблюдавшего в отдалении Тарасова.
Улучив момент, Тарасов оглянулся, подмигнул Данилову и показал большой палец. Лида ему явно угодила.
В том конце зала, где были камин и микрофон, произошло шевеление, вся толпа как будто придвинулась в ту сторону, прошелестела голосами и притихла.
Данилов вышел и притворил за собой, высокую дверь.
— Уезжаете? — благожелательно спросил «придверный» юноша. Данилов кивнул.
Где Марта?
Он вытащил из кармана мобильный телефон и нажал кнопку.
Гардеробный юноша выглянул и посмотрел вопросительно. Данилов отрицательно покачал головой — он был без пальто.
— Ты где? — спросил он, когда телефон ответил голосом Марты.
— Я на улице, жду тебя. Между прочим, метель.
— Садись в свою машину и езжай, — распорядился Данилов, — я уже выхожу.
Он сунул телефон в карман и вышел на улицу, в тихий и скудно освещенный Воротниковский переулок. Его машина стояла на той стороне, у аптеки, и он пожалел, что оставил дубленку в машине — сейчас она не помешала бы. Было ветрено и морозно.
Обходя наваленные снегоочистителем грязные сугробы, Данилов сошел с тротуара, и в этот момент машина, урчавшая далеко, почти у выезда на Садовое кольцо, сытым мотором, вдруг сорвалась с места, злобно взвизгнула колесами.
Набирая скорость, она выпрыгнула на мокрый асфальт, темная, как «Летучий голландец», — ни фар, ни габаритных огней.
Марта из своей «Нивы» увидела ее только в самый последний момент, под жидким светом фонаря. Увидела и тоненько завизжала, закрывая ладонями уши, как будто это могло что-то изменить!
«Летучий голландец», тонна темного, смертоносного, разогнавшегося на асфальте железа, был в двух шагах от Данилова.
И он услышал его на секунду раньше, чем рассчитывал человек, вцепившийся в руль белыми от ненависти пальцами. Эта секунда спасла Данилову жизнь. Он прыгнул, не назад, а вперед, перед самым хищно оскаленным радиатором, и успел. Грязный темный бок задел его, но вскользь, легко. Это легкое скользящее касание отшвырнуло Данилова в грязный снег, на низкую решетку забора, и он сильно ударился грудью об острые чугунные колья.
Секунда, и в сонном переулке все стало как раньше — жидкий свет, метель, ряды машин, протаявший асфальт, на который сыпалась жесткая белая крупа.
В голове гудело — то ли от адреналина, то ли от чугунных кольев.
— …Андре-е-е-ей!!!
Данилов сильно вздрогнул от этого вопля. Вздрогнул и посмотрел по сторонам с изумлением.
Через дорогу, наискосок, к нему бежала Марта, путаясь в подоле вечернего платья. Лакированные туфли при каждом шаге взблескивали лунным светом.
— Андрей!! Ты жив? Господи, ты жив или нет?!
