Мэри Шелдон - Каролин и Каро
— А как Роберт Редфорд? Ты была с ним близка?
— Боже упаси! Нет, конечно. Он из тех мужчин, кому достаточно самого себя и кто никак не может собой налюбоваться. Лучше я вам расскажу про Ричарда Бёртона. Вот это личность! Впрочем, он тоже тот еще фрукт!
Каро резко поднялась с места. Ей было невыносимо слушать дальше треп Зоэ, который публика охотно заглатывала, развесив уши.
Она отправилась в спальню. Вот она какова, реальность — продавленные тюфяки на ржавых койках, вот она настоящая жизнь, а не тот фальшивый, раздутый лживыми байками мир, который люди называют “Голливуд”.
Она немного посидела, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, и ей полегчало.
Когда она вернулась в общую комнату, то застала мать, стоящую возле Нейл и укладывающую ей волосы в замысловатую прическу.
— У тебя лицо как раз подходит для этого, — говорила Зоэ девице. — А ты не думала попробовать себя в модельном бизнесе?
— Было такое, — жеманилась Нейл с глуповатой ухмылкой. — Вообще-то я всегда мечтала стать актрисой.
— И правильно… с твоей внешностью у тебя есть все шансы, — говорила Зоэ. — Не вздумай отказываться от мечты. Борись за нее, и тогда ты получишь то, что хотела.
Каро опять покинула комнату — теперь уже она выбежала на воздух. Она присела на выщербленную ступеньку крыльца и разрыдалась. Зоэ нарушила все одним махом. Она заворожила Дэниэлла своими сказами. Нейл сидит у ее ног, как дрессированная собачка. Колин расспрашивает ее о Стиве Маккуине. Это как внезапная эпидемия, которая поразила всех. Все устои рухнули. Моральный дух вмиг улетучился. Их всех соблазнили, лишили рассудка.
Каро поняла, что уже никогда не сможет взглянуть на своих товарищей по коммуне прежними глазами.
Она встала, возвратилась в дом. Она уже твердо знала, что дни ее пребывания в коммуне сочтены. И еще кое-что стало ей ясно. Она уйдет не потому, что ее товарищи в чем-то изменились, временно поддавшись завораживающему голосу сирены. Свои сладкие песни Зоэ пела не для них — она звала за собой только ее одну. Каро, свою дочь.
Она устроила отходную вечеринку с яблочным пирогом собственного производства, хотя уже знала, что никто не станет по ней скучать. Нейл, уже не отходившей от Дэниэлла в этот вечер, не терпелось выпроводить Каро. Все что-то говорили о письмах друг другу, но Каро очень сомневалась, что письма воспоследуют.
Она вошла в вагон с одной своей объемистой плетеной сумкой, с которой так удобно было воровать консервы в универсаме, и всю дорогу до Лос-Анджелеса тупо смотрела в окно. Она твердила себе, что последние четыре месяца были не пустой тратой времени, что она не совершила ошибки, присоединившись к коммуне. Она ошиблась только в определении своих намерений. Опять вышло так, что она сыграла роль — на этот раз девушки, порвавшей с обществом. И вот театральный сезон завершен, и спектакль снят с репертуара.
Мать приехала на вокзал встречать ее на своем белом “Мерседесе”.
— Тебе надо помыться, — первое, что сказала Зоэ.
В сентябре у них состоялся серьезный разговор.
— Я собираюсь в Нью-Йорк, — сказала Каро.
— Зачем? — осторожно поинтересовалась Зоэ. — Там что, образовалась какая-то другая коммуна?
— Нет, — ответила Каро. — Там Бродвей. Зоэ радостно хлопнула в ладоши, потом крепко обняла дочь.
— Что ж, я должна сказать, что думала ты долго, но зато и порадовала меня наконец.
Она мгновенно взялась за дело: закупила для дочери целый гардероб для длительного проживания на Восточном побережье и отвезла Каро в салон Элизабет Арденн, где Роберто сделал ей стильную прическу. Зоэ просмотрела театральные справочники в поисках возможных будущих агентов. В конце концов, уже ничего не оставалось делать, кроме как только заказать билет на самолет.
— В один конец? Или туда и обратно? — поинтересовалась Зоэ.
— Только туда, — ответила Каро. Зоэ была довольна таким ответом.
— Это означает, что у тебя серьезные намерения.
— Вполне.
— Отлично.
В аэропорту Зоэ вручила дочери деньги на первые полгода жизни в Нью-Йорке.
— Давай, девочка, вот теперь уже пни их всех хорошенько.
Они обнялись на прощание.
— Когда получишь первую роль, я прилечу на тебя посмотреть. Но учти, я не трачусь на перелеты ради хористок.
— Вы по делу в Нью-Йорк? — полюбопытствовала соседка в салоне самолета. Ей было около семидесяти. Возраст выдавали ее изуродованные артритом пальцы.
— Вы угадали, — откликнулась Каро. — В Манхэттен. Хочу поступить на сцену.
— Как интересно! А у вас там родственники? — Каро чуть помедлила с ответом.
— Да, — сказала она. — Отец, мачеха и сводный брат.
— Должно быть, они вас ждут не дождутся.
— Нет. Они не знают, что я приеду.
— Значит, это будет для них сюрприз?
— В некотором роде.
Она не сообщила отцу о своем решении и заставила Зоэ пообещать, что та им не расскажет. С одной стороны, она хотела справиться сама, а с другой — когда она в последний раз покидала Нью-Йорк, отец даже не повернул головы в ее сторону и не произнес ни слова на прощание.
Самолет начал снижаться. Окутанный густой облачностью огромный город выглядел зловещим и таинственным.
— Ну, удачи вам, — попрощалась с Каро старушка. — Буду искать вас на Бродвее.
Каро вышла из самолета. В аэропорту было шумно и ослепительно светло. У каждого выхода толпились люди. Они выискивали взглядом среди прибывших пассажиров тех, кого пришли встречать, махали руками, что-то кричали, проталкивались им навстречу.
Почему-то и Каро вдруг показалось, что кто-то окликнет ее по имени, хотя было нелепо предполагать, что отец встретит ее. И все же она задержалась на несколько минут и только потом встала в очередь за багажом.
Остановилась она пока в гостинице. Утром прошлась по Парк-авеню. Постояла у дома, где жили отец, Мэг и Адам. Цветы на подоконниках поменялись. Швейцар тоже был другой. Она не стала заходить, а пересекла улицу и уселась на ближайшую скамейку напротив дома.
Каро знала, что вполне могла бы зайти. Вероятно, ей давно простили то, что случилось тем летом, — ведь минуло уже три года — срок достаточный для прощения даже большей вины. Она знала, что, если поднимется, в квартире ее встретят приветливо. Мэг предложит ей выпить чаю, а затем, несомненно, вызовется помочь в поисках подходящего жилья.
Только сейчас она — ничья дочь, ничей ребенок. Она просто взрослая женщина, начинающая самостоятельную жизнь в одиночестве.
Ей было приятно считать себя таковой.
И все же она не уходила со скамейки и прождала так минут пятнадцать. Каро не увидела ни отца, ни Мэг, но без четверти восемь появился Адам. Он очень вырос, отросли и его волосы. Они вились и были в диком беспорядке. Но походка осталась все та же. И кисти рук, придерживающих школьный ранец, по-прежнему остались маленькими и изящными.
