Татьяна Корсакова - Паутина чужих желаний
Я слушала Зинаиду Павловну и осознавала, что для нее это все и в самом деле счастье, и, может, только благодаря ее стараниям интернат выглядит не совсем уж запущенно и уныло. Я даже начинала понимать ту, другую Еву, которая, вместо того чтобы предаваться праздности, каждый день моталась на работу. Это было странное место, его хотелось во что бы то ни стало изменить, сделать красивее и уютнее. Ох, что-то я сентиментальной становлюсь на старости лет! Что мне за дело до какого-то там интерната?..
Не умолкая ни на секунду, Зинаида Павловна привела меня в свой кабинет, сбросила на пороге галоши, сунула ноги в обыкновенные домашние тапки и, заметив мой недоуменный взгляд, объяснила:
– Вены у меня больные, тяжело долго в неудобной обуви. А тут же у нас все свои, можно и вот так, по-простому. Да вы не стойте на пороге, Евочка, проходите, присаживайтесь. – Она кивнула на ряд старых обшарпанных стульев, сама прошлепала к такому же неприглядному столу, извлекла на свет божий электрочайник и две чашки. – Сейчас мы с вами почаевничаем и все обсудим.
Я сидела за столом, наблюдала, как Зинаида Павловна заваривает пахнущий земляникой чай, выкладывает на тарелку печенье и несколько шоколадных конфет и думала, что в сложившейся ситуации мне не придется даже импровизировать. Информация лилась на меня сплошным потоком.
– А вы, наверное, Евочка, хотите про Егорку узнать? – Женщина придвинула ко мне чашку, сама уселась напротив. – Я понимаю, что врать непедагогично, но, вы уж меня простите, обманула я Егорку – сказала, что вы уехали в командировку. Потому что и так сил нет смотреть, как мальчик мучается. Вы ведь помните, какой у нас был прогресс! Это ж уму непостижимо, чтоб ребенок с таким сложным диагнозом вдруг стал реагировать на внешний мир! А как вы в беду попали, сразу регресс начался: замкнулся мальчишка, ни с кем не разговаривает, с детьми не играет. – Зинаида Павловна тяжело вздохнула, но тут же встрепенулась и расплылась в счастливой улыбке. – Ну ничего, Евочка! Вот вы поправитесь окончательно, вернетесь на работу, и у мальчика все наладится. Я абсолютно уверена, все мои тридцать лет педагогического стажа об этом кричат.
– Мне бы его увидеть. – Я отодвинула чашку с недопитым чаем. – Можно?
Зинаида Павловна посмотрела сначала на часы, потом в окно, кивнула:
– Через пару минут малышовую группу выведут на прогулку. Вы идите, Ева Александровна, не буду вас больше задерживать.
Я уже вставала, когда она вдруг спросила:
– Евочка, а вы не передумали? Я же понимаю, такая травма, у вас теперь со здоровьем, наверное, не сразу все гладко станет, но, помнится, вы говорили, что нашли способ решить проблему.
Я замерла, в сердце заворочалась та самая сапожная игла. А может, это и есть совесть? Кто б мог подумать, что я к ее голосу буду прислушиваться...
– Не передумала. – Все, что сказано, то сказано! Назад дороги нет. Да и зачем я приехала в этот интернат, если не за мальчиком.
– Евочка, вы такая умница, – зычный голос Зинаиды Павловны дрогнул. – Ну, дай бог, чтобы все у нас получилось! Я, со своей стороны, тоже сделаю все возможное: письма рекомендательные подготовлю, характеристику самую положительную... – Она неожиданно замолчала, достала из складок платья носовой платок, приложила к глазам и замахала на меня рукой, выпроваживая из кабинета.
Стоя на крыльце административного корпуса, я смотрела на копошащуюся неподалеку мелюзгу. Малышей оказалось человек пятнадцать, и мне предстояло отыскать среди них одного-единственного. Эх, сплоховала я, надо было у Сабурина хоть фотографию мальчика попросить.
К площадке я подходила медленно, с опаской разглядывая воспитанников Зинаиды Павловны. Чего греха таить, особым чадолюбием я никогда не отличалась, от маленьких детей бежала как черт от ладана. А тут не просто дети, а дети с особенностями психики. И у каждого, надо полагать, своя особенность, неповторимая. А еще неизлечимая...
Я остановилась возле Бабы-яги, растерянно погладила ее по сучковатому носу. Детишки, вопреки ожиданиям, были хорошо одеты, в яркие разноцветные курточки, аккуратные шапочки, добротные ботиночки, и этим не отличались от обычных детей. Отличались они другим. Дети так устроены, что секунды не могут провести без движения, носятся, орут и дерутся. Эти не носились, они просто стояли или в лучшем случае ходили по площадке, и от такой неправильности к горлу вдруг подкатил колючий ком. Чтобы не раскиснуть окончательно, я принялась гадать, который же из них мой. Егорка нашел меня сам...
Мальчик сидел на корточках рядом с Чебурашкой. Синяя курточка, шапка с помпоном, руки и мордашка перепачканы землей. Он был похож на меня теперешнюю, очень сильно похож: те же глаза, прозрачно-серые, наивные, тот же чуть курносый нос и лишь самую малость опущенные уголки губ – маленькая копия меня...
– Ева! – Не помню, как он оказался возле меня, прижался ко мне всем телом, обхватил за колени грязными ручонками. – Евочка...
Я присела, осторожно, точно хрустального, обняла его за плечи и заглянула в счастливое, зареванное лицо.
– Привет, малыш...
Я хотела сказать что-то правильное, педагогическое, но не смогла. Всматриваясь в прозрачно-серые глаза, я ясно видела в них свое будущее. Мое будущее – это маленький мальчик, который, обхватив меня за шею, жарко-жарко шепчет в ухо что-то неразборчивое, но очень важное...
* * *Вовка, встретив мое возвращение напряженным молчанием, не спешил задавать вопросы, ждал, когда я сама начну разговор. Меня всегда поражала эта его особенность вовремя промолчать. Сама я так не могла, особенно сейчас, мне просто необходимо было выговориться. Вот только я не знала, с чего начать, поэтому начала с второстепенного.
– Поехали в город, – сказала я, затягиваясь сигаретой.
Вовка кивнул и завел мотор. Я тем временем собралась с мыслями и заговорила:
– Козырев, нам нужно купить компьютер. Нет, лучше сразу два.
– Хорошо, купим. – Он, казалось, ничему не удивлялся. – Что еще?
– Еще? – Я посмотрела на него задумчиво, а потом спросила: – Ты когда-нибудь занимался благотворительностью?
– Благотворительностью? – Если он удивился, то не слишком сильно. – Так, по мелочам.
– А я даже по мелочам не занималась. Знаешь, я даже нищим никогда не подавала.
– Им я тоже не подавал. – Вовка пожал плечами. – А к чему эти разговоры, Ева?
– Понимаешь, у них там так все безысходно. Вместо детского городка какой-то ржавый монстр стоит, и за корпусами грязь такая непролазная, что директрисе приходится топать по территории в галошах. А спонсор у них знаешь какой шикарный? Деревообрабатывающий комбинат, он им двери поменял и кровати обещает новые.
