Тесс Герритсен - Надежда умирает последней
– Я не должна была так говорить, – мягко касаясь его руки, произнесла она, – мне очень жаль.
Он лежал на спине, глядя в потолок, и говорил:
– Теперь Сэму уже три года. За все это время я видел его только два раза, один раз у дома Джинни, второй – на детской площадке. Я специально пошел туда, чтобы посмотреть на него, убедиться в том, что с ним все в порядке. Видимо, воспитатели сообщили его матери. Джинни проклинала меня, кричала, что я угрожаю ее браку, заявила, что наймет убийцу, который покончит со мной. С тех пор я его больше не видел и не буду пытаться, у мальчика уже есть хороший отец, судя по тому, что я слышал о нем. Никому не принесет пользы, если я попытаюсь бороться с Джинни в суде. Но, когда он станет старше, я найду способ сообщить ему правду. Он должен узнать, что я хотел быть частью его жизни.
«И моей жизни? – подумала она печально. – Ты не будешь частью моей жизни».
Вилли поднялась на ноги и стала искать свою одежду.
– Надеюсь, Гай, ты не разочаруешься в своем сыне.
– Я тоже. Ты никогда не простишь своего отца?
Она вытряхнула свою влажную блузку.
– Есть вещи, которые дети просто не могут забыть.
– Или простить.
Дождь за стенами хижины перешел на шепот, зашелестели насекомые.
– Вы думаете, я должна простить его.
– Да.
– Я могу простить боль, которую он причинил мне, но не боль, причиненную моей матери. Хотя бы потому, что я помню, через что она прошла. – Ее голос прервался в тот момент, как они услышали звук шагов по грязи.
Гай скатился с постели и одним прыжком оказался рядом с Вилли.
Кто-то очистил ботинки о порог хижины, и тень человека заполнила дверной проем.
Человек поднял фонарь над головой, его лицо осталось скрытым капюшоном темно-зеленого пончо, и луч света выхватил из темноты застывшую пару. Женщина, прижимающая блузку к голой груди, и мужчина, сгруппировашийся в борцовской стойке.
Незнакомец медленно опустил фонарь и поставил его на стол.
– Я сожалею о задержке, – сказал он. – Дорога очень плоха сегодня. – Он бросил что-то, обернутое тканью, около фонаря. – Расслабьтесь, Барнард, если бы я хотел убить вас, вы были бы уже мертвы. – И через паузу добавил: – Оба.
– Какого черта! Кто вы? – спросил Гай.
Капли дождя полетели во все стороны, когда незнакомец отбросил назад капюшон своего пончо. Он оказался блондином с почти совсем белыми в свете фонаря волосами. Его светлые глаза остановились на Гае.
– Доктор Гуннел Андерсен, – произнес он светским тоном. – Нора сообщила о вашем прибытии. – Он встряхнул пончо и повесил его сушиться. Затем сел за стол со словами: – Пожалуйста, не стесняйтесь, надевайте свою одежду.
– Как Нора вас нашла? – спросил Гай, натягивая брюки.
– У нас есть коротковолновый радиоприемник для вызова экстренной медицинской помощи. Не все частоты проверяются правительством.
– Вы сотрудник шведской миссии?
– Нет, я работаю на ООН. – Бесстрастный, но пристальный взгляд Андерсена переместился на Вилли, которая смущенно сражалась со своей мокрой одеждой. – Мы обеспечиваем медицинскую помощь в деревнях. И гуманитарную помощь. Малярия, тиф – это все здесь и, вероятно, всегда будет. – Он начал разворачивать сверток, который принес с собой. – Я подозреваю, что вы голодны. Здесь немного, но это лучшее, что я мог принести для вас. Был плохой год для зерновых культур. – Внутри свертка обнаружилась бамбуковая коробка, заполненная холодным рисом, солеными овощами и микроскопическими кусочками замороженной свинины в соусе.
Гай сразу же сел к столу.
– После бананов и кокосовых орехов – это настоящий банкет.
Доктор Андерсен перевел взгляд на Вилли, которая все еще оставалась в своем углу, с подозрением поглядывая на доктора.
– Вы не голодны, мисс Мэйтленд?
– Я умираю от голода.
– Тогда почему же вы не едите?
– Сначала я хочу знать, кто вы?
– Я представился.
– Ваше имя мне ни о чем не говорит. Какое вы имеете отношение к Норе, к моему отцу?
Глаза доктора были прозрачны как вода.
– Вы ждали ответа двадцать лет, неужели не можете подождать еще немного?
– Вилли, ты должна поесть, ну иди же сюда, – поддержал доктора Гай.
Голод наконец подтолкнул ее к столу. Никакой посуды в хижине не было, пришлось есть руками, и все время, пока она ела, чувствовала, что швед пристально наблюдает за ней.
– Я вижу, что вы не доверяете мне, – сказал он наконец.
– Я больше никому не доверяю.
Он кивнул и улыбнулся.
– Тогда вы за несколько дней научились тому, чему мне пришлось учиться месяцы.
– Недоверию?
– Сомнению, опасению. – Он посмотрел на танцующие тени на стенах. – Тому, что я называю вползающим беспокойством. Я имею в виду, что вещи находятся не на своих местах, а под поверхностью скрыта какая-то тайна, нечто ужасное.
Свет фонаря мерцал, угасая, дождь не умолкая стучал по крыше, доктор беспокойно посмотрел в дверной проем, через который порывом ветра принесло запах джунглей.
– Я думаю, вы тоже это ощущаете.
– Я могу только сказать, что слишком много совпадений, подарков судьбы. Как если бы кто-то прокладывал для нас путь, а мы только следуем ему.
Андерсен кивнул:
– Все мы следуем по дорогам, проложенным для нас, стараясь выбирать ту, что полегче, и именно тогда, когда удаляемся от нее, наш путь становится опасным. – Он улыбнулся. – Вот сейчас я мог бы сидеть в моем доме, потягивая кофе, отращивая бока на пирогах и печенье. Но я остаюсь здесь.
– И ваша жизнь стала опасной? – полуутвердительно спросила Вилли.
– Моя жизнь сейчас ни при чем. Вы рисковали, придя сюда. Но Нора чувствует, что время выбрано правильно.
– Значит, это было ее решение?
Он кивнул:
– Она считает, что это, возможно, ваш последний шанс для воссоединения.
Вилли застыла, глядя на него.
– Вы сказали – воссоединения?
Доктор Андерсен спокойно встретил ее пристальный взгляд и медленно кивнул.
Вилли хотела что-то сказать, но голос у нее пропал. Ее отец жив?!
И тогда Гай спросил:
– Где он?
– Деревня к северо-западу отсюда.
– Заключенный?
– Нет, нет. Гость, друг.
– Его не держат против желания?
– Нет, с тех пор, как кончилась война. – Андерсен смотрел на Вилли, которая никак не могла выйти из оцепенения. – Вам трудно это принять, мисс Мэйтленд, но есть американцы, которые находят счастье в этой стране.
Она смотрела на доктора в замешательстве.
– Я не понимаю. Все эти годы он был жив… мог приходить домой…
– Многие люди не возвращались.
– Но он мог вернуться!
– Вероятно, у него были свои причины, чтобы не возвращаться.
– Причины?! У него были причины приходить домой! – Ее мучительный крик, казалось, заполнил комнату.
