Стефани Майер - Сумерки
— Разве это возможно? — хихикнула Джессика.
Я промолчала, стараясь сделать вид, что слушаю мистера Варнера.
— Так он тебе нравится? — не сдавалась она.
— Да, — коротко ответила я.
— Я имею в виду, нравится по-настоящему? — настаивала Джессика.
— Да, — ответила я и покраснела. Надеюсь, эта деталь не найдет отражения в ее мыслях.
Но Джессику перестали устраивать односложные ответы.
— А насколько сильно?
— Слишком сильно, — зашептала я в ответ. — Гораздо сильнее, чем я нравлюсь ему. Но не знаю, что с этим можно поделать.
И я вздохнула, краснея уже волнами.
Тут, на мое счастье, мистер Варнер вызвал Джессику к доске.
Во время урока ей больше не представилось возможности вернуться к теме, а затем прозвенел звонок, и я применила обходной маневр.
— На английском Майк спрашивал, что ты мне сказала по поводу вечера понедельника, — сообщила я.
— Ты шутишь! И что ты ответила? — выдохнула она, совершенно забыв об Эдварде.
— Я сказала, что тебе было очень приятно, а он прямо просиял.
— Так, теперь точно скажи мне, что он сказал, и повтори свой ответ слово в слово!
Остаток перемены ушел на детальный разбор структуры высказываний Майка, а большая часть урока — на подробнейшее описание движений его лицевых мускулов. Я не смогла бы выдержать это так долго, если бы не нужно было отвлекать ее внимание от себя.
А затем прозвенел звонок на большую перемену. Поскольку я резко дернулась со своего места, беспорядочно упихивая книги в сумку, мое сияющее лицо натолкнуло Джессику на мысль:
— Ты ведь не с нами будешь сидеть за обедом, да?
— Думаю, нет.
Я не была уверена, что он снова не исчезнет куда-нибудь.
Но он стоял прямо за дверью класса, прислонившись к стене — ни один человек на земле, кроме него, не имел права быть так похож на античного бога. Джессика глянула на него, закатила глаза и покинула нас.
— Пока, Белла, — сказала она с намеком. Наверное, придется вечером отключить звонок на телефоне.
— Привет, — в его голосе слышались и смех, и раздражение одновременно. Он подслушивал, это было ясно как день.
— Привет.
Я никак не могла придумать, что бы еще сказать, и он тоже молчал — тянул время, я полагаю. В молчании мы дошли до столовой. Идти рядом с Эдвардом в суетливой предобеденной толпе оказалось все равно, что в первый раз появиться в школе — на нас пялились все подряд.
Все так же молча он пристроился в конец очереди. То и дело пробегая взглядом по моему лицу, он словно строил какие-то отвлеченные умозаключения на мой счет. Судя по всему, раздражение в нем все-таки взяло верх. Я нервно дергала язычок молнии на жакете.
Он подошел к раздаче и стал заваливать едой свой поднос.
— Что ты делаешь? — запротестовала я. — Это что, все для меня?
Он покачал головой и пошел к кассе.
— Половина для меня, разумеется.
Я подняла бровь.
Он прошел сквозь толпу к тому самому столу, где мы сидели недавно. На противоположной стороне расположилась группа старшеклассников, и они с изумлением наблюдали, как мы заняли места друг напротив друга. Эдвард выглядел рассеянным.
— Выбирай что хочешь, — предложил он и подтолкнул ко мне поднос.
— Вот интересно, — начала я, взяв с подноса яблоко и вертя его в ладонях. — Что будет, если заставить тебя есть обычную пищу?
— Все-то тебе интересно, — он поморщился и покачал головой.
Не сводя с меня сердитого взгляда, он взял кусок пиццы, решительно откусил от него, быстро прожевал и проглотил. Я наблюдала за этим, широко раскрыв глаза.
— Если тебя заставить есть землю, ты ведь сможешь, правда? — снисходительно спросил он.
Я сморщила нос и призналась:
— Я пробовала… на спор. Не так уж и противно.
Он засмеялся.
— Кажется, я даже не удивлен.
Что-то за моей спиной привлекло его внимание.
— Джессика анализирует каждое мое движение и готовится потом выложить все это тебе.
Он подтолкнул ко мне остаток пиццы. При упоминании Джессики тень растаявшего было раздражения вновь появилась на его лице.
Я положила яблоко и взяла пиццу, откусила кусок и отвела глаза, понимая, что сейчас начнется допрос.
— Так официантка была красивая, да? — небрежно спросил он.
— А ты правда не заметил?
— Нет. Даже не обратил внимания. Мне и без того было о чем подумать.
— Бедная девушка! — сейчас я могла позволить себе немного великодушия.
— Кое-что из того, что ты сказала Джессике… мне не нравится.
Он не поддался на мою попытку отвлечь его от главного. В его голосе появились жесткие хрипловатые нотки, глаза тревожно смотрели на меня из-под ресниц.
— Неудивительно, что ты узнал нечто, что тебе не понравилось. Сам знаешь, что говорят о тех, кто подслушивает, — напомнила я ему.
— Я же предупреждал тебя, что буду подслушивать.
— А я тебе говорила, что на самом деле ты не хочешь знать всего, что я думаю.
— Говорила, — хотя он соглашался со мной, его голос не смягчился. — Но ты, пожалуй, не совсем права. Я на самом деле хочу знать все, что ты думаешь. Просто мне не хочется… чтобы некоторые вещи приходили тебе в голову.
Я смерила его сердитым взглядом:
— Вот в этом вся разница.
— Но сейчас меня волнует другое.
— Что именно?
Мы наклонились друг к другу через стол. Крупные белые кисти его рук подпирали подбородок сплетенными пальцами. Я, подавшись вперед, положила на шею ладонь правой руки. Мне приходилось постоянно напоминать себе, что мы находимся в людном месте, где за нами, возможно, наблюдает множество любопытных глаз. Было слишком легко нырнуть с головой в наш непростой интимный треп и забыть об окружающих.
— Ты на самом деле думаешь, что я значу для тебя больше, чем ты для меня? — тихо спросил он, наклоняясь ко мне ближе и пронзая взглядом золотисто-темных глаз.
Я снова забыла, как дышать. Пришлось отвернуться, чтобы вспомнить.
— Ты опять… — проворчала я.
Он раскрыл глаза от удивления.
— Что опять?
— Ты просто ослепляешь меня взглядом, — призналась я, и, стараясь не терять самоконтроль, снова взглянула на него.
— Хм, — он нахмурился.
— Ты не виноват, — вздохнула я. — Наверное, иначе просто не можешь.
— Так ты будешь отвечать?
Я опустила глаза.
— Да.
— Да, ты будешь отвечать, или да, ты так думаешь? — судя по раздраженному тону, у него кончалось терпение.
— Да, я так думаю.
Я смотрела на стол, следуя глазами за нарисованными изгибами древесных волокон на его пластиковой поверхности. Повисло молчание. Я упрямо не хотела нарушать его первой, жестоко подавляя искушение хоть мельком увидеть выражение его лица.
