Блэйн Андерсен - Роковой поцелуй
Обогнув густую заросль дубняка, Кейрон увидел, что случилось. На опушке стоял молодой жеребчик Данкена, Кабошон; его голова дергалась как в лихорадке. Ноздри широко раздувались, копыта били о землю. В глазах был безумный ужас. Верхом на нем сидела Элисон.
— Господи, — подумал он про себя, — сперва Мод, а теперь… Нет, только не это.
Элис отчаянно дергала за поводья, пытаясь успокоить жеребца. Тщетно: с каждым разом он все выше взбрыкивал копытами, все более суматошными делались его движения, а в глазах — все гуще пелена безумия.
Кейрон окликнул Элис и тут с ужасом обнаружил причину всего случившегося. Менее чем в десяти ярдах от лошади стоял огромный дикий кабан. Щетина на нем стояла дыбом, налитые кровью глазки были устремлены на коня и всадницу, своими раздвоенными копытами он подгребал под себя сухой грунт, но этот царапающий звук почти заглушался глухим рычанием, исходившим откуда‑то из глубины его чрева.
Кейрон был однажды свидетелем того, как кабан набросился на лошадь, и это было леденящее кровь зрелище. Если бы лошадь рванулась прочь галопом, она легко оторвалась бы от хищника, но беда в том, что обычно в таких случаях лошади бросаются вперед, надеясь перепрыгнуть или затоптать зверя — и становятся легкой добычей для его острых клыков.
Сейчас самое главное — заставить Кабошона слегка отступить, тогда, может быть, кабан и не нападет. Сердце у него замерло при мысли, что может произойти с Элис. Она еще не видела Кейрона и не слышала его оклика. Все ее внимание было поглощено зловещим рычанием кабана и жалобно‑дрожащим ржанием Кабошона.
— Элисон, — произнес Кейрон почти шепотом: любой неожиданный, громкий звук, он знал, может быть воспринят хищником как сигнал к нападению.
Элис метнула в его сторону быстрый взгляд, а затем вновь сосредоточила его на кабане, который между тем угрожающе пригнул свое рыло к земле.
— Кейрон, — сказала она сквозь зубы, голосом, полным страха, — он сейчас бросится на жеребца!
Попробовать помочь ей спешиться и затем вдвоем — в сторону? Нет, немыслимо: любое резкое движение — и кабан рванется вперед, а тогда…
— У вас есть платок?
— Я не собираюсь плакать, — отрезала она, хотя и вполголоса.
— Закройте им Кабошону глаза. И подавай его потихоньку назад.
Элис дрожащей рукой достала из рукава белый платок.
— Я не могу завязать его.
— Просто положи на глаза.
Элис сделала то, что велел ей Кейрон, затем бросила на него вопросительный взгляд.
— Подавай назад — мягко, но настойчиво. Натягивай удила — только не резко.
Элис так и сделала — больше из страха ослушаться Кейрона, чем потому, что считала, что это поможет. К ее удивлению, жеребец действительно стал отступать; кабан все еще не двигался с места. Неужели спасены? Неожиданно горящие глаза кабана сузились, он перестал рыть копытами землю, мышцы его напряглись, и с коротким хрюкающим звуком он рванулся к ней, как запущенная в цель стрела.
— А‑а‑а!.. — громкий крик Кейрона отвлек внимание животного, но не уменьшил его порыва. Он просто поменял цель: теперь это была Ночка. Элис отчаянно закричала:
— Кейрон!
Кабошон в испуге отпрыгнул назад, Элис едва успела обхватить его за шею, чтобы не упасть, но глаза ее неотрывно следили за Кейроном. Тот между тем хладнокровно достал револьвер, направил его на приближающуюся цель и спустил курок. Ночка в испуге отшатнулась назад. Элис затаила дыхание, уже в страхе за Кейрона. Только бы он остался жив! — молила она.
Поначалу казалось, что Кейрон промахнулся: кабан продолжал свое движение. Но вот, меньше чем в двух футах от Ночки, которая дрожала как осиновый лист, он рухнул и уткнулся рылом в землю. Только сейчас Элис заметила кровавое пятно у него на спине — свидетельство точного выстрела Кейрона.
Кейрон не двигался, предпочитая рассматривать свою добычу на почтительном расстоянии; где‑то в подсознании еще таилась мысль: а вдруг он поднимется снова? Что и говорить — это был могучий зверь — он еще пробежал несколько ярдов после смертельного ранения. Элис соскочила с седла, обняла за шею Кабошона и уткнулась лицом в его горячую, мокрую гриву.
Плечи ее дернулись и она зарыдала. Тепло от шелковистой гривы коня успокаивало, но только с прикосновением к ее плечам рук Кейрона она поняла, какого утешения ждала.
— Как вы здесь оказались? — спросил Кейрон, повернув ее к себе лицом и заглядывая в глаза.
Элис попыталась ответить, но рыдания сдавливали ей грудь:
— Лайли захотела пособирать цветов, я получила разрешение на прогулку верхом. Все было так чудесно, и вдруг… — Элис с какой‑то почти детской обидой указала на отнюдь не утратившую своего грозного вида тушу. — Он выскочил из чащи. Кабошона нельзя было сдвинуть с места, a тут появились вы…
— Слава Богу! — Кейрон прижал голову Элис к своей груди, как будто надеясь, что ритм ударов его сердца восстановит ей нормальное дыхание. — Надеюсь, вы в порядке?
Элис кивнула, прижалась к нему, такому сильному, такому необходимому ей, положила руки ему на плечи.
— Спасибо, — прошептала она, поднимая голову и слегка запрокидывая ее, чтобы видеть его лицо. — Если бы не вы… — Серые глаза Кейрона обожгли ее, и, уже ни о чем не думая, она доверчиво прильнула к нему.
Руки Кейрона коснулись ее волос. Он наклонился к ней и тихо произнес ее имя. Она слышала его тысячи раз, но никогда оно не звучало так нежно. Это был зов сердца — такой сладостный, такой манящий…
Вот она уже чувствует его дыхание, секунда — и их губы слились; словно какая‑то жаркая молния пронзила обоих. Этот поцелуй оказался слаще меда! Элис застонала от наслаждения и еще крепче прижалась к его груди.
Сердце громко стучало, и вдруг Элис почувствовала, что превращается в какую‑то сверкающую, горящую звезду; тело ее охватил жар. Она как будто лишилась точки опоры — только объятие Кейрона удерживало ее на ногах. Вдруг и эта поддержка перестала действовать — и она, сама не осознавая, что с ней происходит, почувствовала, что они опускаются на сухую, душистую траву.
Кейрон лежал рядом, почти не касаясь ее, но она уже ощущала, что их объединяет какая‑то странная, неземная связь. Рука Кейрона прошлась по ее, еще мокрой от слез щеке, опустилась ниже, вот он развязывает ее белый шарфик, вот кончики его пальцев спустились вниз по шее и коснулись нежных выпуклостей ее груди. Какой‑то слабый голос в душе подсказывал, что она не должна позволять ему таких вольностей, но Элис заставила этот голос замолчать. То, чего она сейчас хотела, было так естественно, так всеподавляюще. Голос разума отступил назад. В ней поднимался ураган страсти, и не было ни сил, ни желания противостоять ему.
