Кэтрин Куксон - Возвращение к жизни
— Проснись, Пру! Тебе приснилось. Проснись!
Я в недоумении смотрела на тетю Мэгги до тех пор, пока не вспомнила свой романтический сон. Испугав и себя, и тетю Мэгги, я горько разрыдалась. Улегшись рядом со мной на узкой кровати, тетя Мэгги крепко меня обняла, приговаривая:
— Ну, будет, будет, успокойся.
Ни она не спрашивала, что я увидела во сне, ни я ей ничего не рассказала, и мы лежали обнявшись, пока не заснули.
Утром мы проснулись очень рано, и, когда я подняла голову, тетя Мэгги чуть не вскрикнула от боли в затекшем предплечье: я проспала на ее руке почти всю ночь.
* * *Время близилось к одиннадцати часам. Я уже прогулялась, не сделав и шага в сторону его дома. Мы выпили кофе, и какое-то время я провела над рукописью романа, пытаясь выжать из себя хотя бы одну новую строчку. Не знаю почему, но что-то внутри меня сломалось. Все мои герои словно топтались на месте, драматический сюжет не развивался, утратив напряженный ритм. Странно, но я не использовала в романе даже полные страстей трагические события, разыгравшиеся в поместье Лаутербек.
Я сидела, тупо уставившись в недописанную страницу, когда прозвучал бодрый голос тети Мэгги.
— Пойду немного развеюсь, погреюсь на солнышке, пока оно не скрылось.
Чуть спустя она вошла в гостиную, уже в пальто и с шарфом на голове. Я еле удержалась, чтобы не сказать ей: «Не вздумай даже приближаться к дому», хотя была убеждена: тетя Мэгги не пойдет туда, не получив приглашения Дэви Маквея.
— Я ненадолго. — Кивнув мне, она удалилась.
Оставшись наедине с неоконченной рукописью, я спрашивала себя, каким бы мне хотелось видеть развитие романа между главными героями? Какой будет финал? Обычно я — автор — определяла их дальнейшую судьбу, но сейчас герои вышли из подчинения. Раньше мне удавалось создавать убедительные характеры своих персонажей; они оживали под моим пером. Но теперь я была не властна над ними. Я встала из-за стола и подошла к камину.
Я догадывалась, как надо было бы поступить с непокорными, а сделать этого не могла. Но почему? Все из-за того, что, прикасаясь к жизням героев, я ощущала себя их неотъемлемой частью. Я никогда не сталкивалась с подобными коллизиями, сочиняя свои прошлые книги. Этот роман оказался исключением. Прочитав его, критики, наверное, скажут, что мое перо лишилось былой остроты и бойкости. Кому-то это понравится, кому-то — нет; но что между читателями произойдет раскол, я не сомневалась. Сев у камина, я окинула взглядом ставшую родной комнату.
Будет ли Дэви приходить сюда зимними вечерами и коротать их в обществе Роя? Увлечется ли снова резьбой? Вряд ли. Скорее всего, он углубится в повседневную прозу, скрупулезно просчитывая все возможные варианты развития своего бизнеса. Меня совсем не интересовали его грибы, но я живо представляла себе Дэви, разгуливающего в пещере — его грибном царстве — или готовящего «золотую грядку», как он однажды иронически назвал огромную кучу навоза, сложенную под навесом.
Когда часы на камине пробили двенадцать, я отвлеклась от своих мыслей и посмотрела в окно. Солнце уже спряталось, и небо было затянуто тяжелыми дождевыми тучами; я с тревогой подумала: если тетя Мэгги не вернется в ближайшие минуты, она угодит под настоящий ливень.
В половине первого дождь лил вовсю, а тети все еще не было. Выйдя на порог, я внимательно огляделась по сторонам. Я не знала, по какой дороге она ушла и с какой стороны вернется. Тетя Мэгги могла пойти вокруг холма к дальнему озеру или по дороге, ведущей к перекрестку. Единственно, куда она не посмела бы отправиться, уверяла я себя, так это в «большой дом». Неожиданно раздался звук треснувшей под ногой ветки, и я сразу же догадалась: «Она все-таки туда ходила», и мысленно воскликнула: «Ах, ты!..»
Из рощи вышла совсем не тетя Мэгги, а Дэви Маквей. Увидев меня, он замешкался, затем уверенно зашагал к коттеджу. И пока он приближался, я пыталась воскресить в памяти свой ночной сон. В этом сне было нечто пророческое: в нем главное место занимал Дэви; во сне я была счастлива и смеялась, а проснувшись — плакала. Но это были светлые слезы… С наступлением утра мои ночные грезы улетучились.
— Добрый день. — Дэви стоял рядом и смотрел на меня с заоблачной высоты своего гигантского роста.
— Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Поправляется ли ваша рука?
— Все хорошо. Еще два или три дня — и она будет как новая.
— Проходите, пожалуйста, в комнату.
Я прошла в гостиную. Дэви последовал за мной, плотно закрыв парадную дверь. Подойдя к камину и поворошив поленья, я заметила:
— Тети Мэгги нет дома, она отправилась гулять. Боюсь, любительница свежего воздуха изрядно промокнет под дождем. Это ее я выглядывала на крыльце.
Дэви молчал. Обернувшись, я увидела, что он очутился почти рядом. Я зачем-то опять пошевелила поленья и, поставив кочергу в корзину, вежливо предложила:
— Присаживайтесь, пожалуйста. — Моя учтивость отдавала слащавостью.
Снова — молчание. Когда я вновь обернулась, Дэви стоял прямо передо мной. Он напряженно всматривался в мое лицо, а я — в его. Почему я находила его лицо крупным и грубоватым? Обращенные на меня синие глаза были лучистыми, губы — нежными и по-детски припухлыми. А белокурые густые волосы, подобно магниту, притягивало к себе мои ладони: мне так и хотелось запустить пальцы в эту шелковистую, отливающую золотом копну… Крепко сжав руку в кулак, я почувствовала, как все мое существо захлестнула горячая волна страсти.
Я ли это? Неужели мне одного жестокого урока мало? Разве я раньше не испытывала нечто подобное? Нет, неправда. Я еще никогда не ощущала даже ничего похожего. Мое увлечение красавцем Яном было рассудочным, оно не затрагивало моего женского естества. Мое же чувство к Дэви Маквею рождалось из сердца, из его самых заповедных глубин.
— Нам надо серьезно поговорить, — сказал Дэви.
— О чем? — замирая, спросила я.
— Я не очень красноречив, так уж простите.
— Слушаю вас, Дэви Маквей.
— Я хочу задать вам всего один вопрос. Только, пожалуйста, ответьте: да или нет.
Мои глаза закрывались, сердце билось все сильнее, и мне казалось, что оно с каждым ударом медленно поднималось вверх, затрудняя дыхание. Черты лица Дэви становились расплывчатыми, как будто их покрывала воздушная дымка. Она чем-то напоминала сизый туман, расстилавшийся по траве в то раннее, предрассветное утро, когда неведомая сила повлекла меня за холм к большому озеру.
— Вы выйдете за меня?
Что он сказал? Выйду ли я за него? Не: «Я люблю тебя, моя прелесть», как твердил бы Ян, «я хочу тебя, я нуждаюсь в тебе, я не могу жить без тебя» и прочие, ставшие стереотипными, фразы. Ничего похожего, только — «Вы выйдете за меня?» В интонации Дэви прозвучало великое смирение, отозвавшееся сладкой болью в моей душе. Куда исчез дерзкий мужлан, который готов был отшвырнуть меня с дороги в ту памятную субботу. Дэви преобразился. Под невидимым жестким панцирем скрывался застенчивый, нежный, робеющий передо мной человек. Мужчина, познавший, что такое страх смерти, чуть заживо не сгоревший, покорно ждал моего ответа. Ждал, как приговора. Не сон ли это?!
