Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь
Из зеркала на Дану пялится взаправдашний труп.
– И гримироваться не надо.
Голос ее звучит тихо, словно шелестит сухая листва. Дане хочется пить, но она не знает, можно ли ей. Она открывает воду и умывается, смывает кровь с рук, причесывает волосы найденной здесь расческой. Она понимает, что долго не продержится, но не знает, что делать. Просто надо выбраться отсюда, но плана никакого нет.
«Отпечатки пальцев они у меня взяли. Надо как-то отмыть руки. Но мои отпечатки ничего им не дадут…»
Дана идет по коридору. Она старается ступать тихо, но огромные туфли мешают ей, и она их снимает. Теперь дело идет на лад. Шагов не слышно.
В приемном покое морга сидит дежурная, усталая немолодая женщина. Вот она встала и вышла, Дана слышит, как удаляются ее шаги, хлопнула дверь. Дана входит в комнату. Сумочка дежурной висит на стуле. Дана открывает ее. В кошельке тысяча рублей и мелочь. За ширмой висит плащ, стоят ботинки. Дана одевается, обувь ей почти впору, немного тесновата.
Ночной ветер едва не сбивает ее с ног. Дана понимает, что далеко не уйдет, потому что горячая кровь пропитала повязку. Но ей нужно идти. Она подходит к приемному покою больницы. Желтая санитарная машина стоит у порога, Дана видит, как блестят ключи в замке зажигания.
Мотор завелся сразу же. Машина мягко покатилась по дорожке, усыпанной мелкими камешками – так здесь спасаются от грязи, денег на оборудование подъездного пути нет, ясное дело. Денежки осели на счетах господина Градского и иже с ним. Дана добавляет скорости. В ее сумочке не было никаких документов, ничего, что указывало бы на нее или ее место проживания, и Дана понимает, что должна успеть забрать из своей квартиры некоторые вещи – если они еще там.
Дана мчится по темным улицам. Она хорошо знает этот район, специально кружила несколько часов прилегающими улицами, теперь это пригодилось. Вот знакомые кварталы. Дана выходит из машины и бредет к дому. Она смотрит на свои окна – темно, поднимается на второй этаж. Дверь заперта, метка ее цела. Дана вставляет в косяк взятую из машины монтировку. Дверь подается, и Дана падает на пол в прихожей.
– Мне нипочем не встать.
Силы покидают ее вместе с кровью, но она должна. Вот только голова кружится, и Дана плывет, плывет куда-то. И ей становится хорошо и легко.
– Мама!
Дана вздрагивает.
– Мама!!
Это Лека. Это его голос зовет ее. Дана открывает глаза. Боль пульсирует в груди, разрастается, словно ядовитый куст. Дана стонет, но поднимается. Она запирает нижний замок и идет в комнату.
– Надо собраться. Давай, Данка, ты все равно уже умерла. Что тебе какая-то дырка в груди… Подумаешь… еще одна дырка… Одной больше… одной меньше… давай, Данка, нельзя лежать.
Она сбрасывает чужую одежду и смывает с себя кровь, заливает йодом рану, почти теряя сознание от боли, потом аккуратно бинтует себя, сквозь пелену, застилающую глаза, вглядывается в окружающий интерьер.
– Надо прибрать все, чтобы никто не знал, что я жива.
Она собирает простыни и чужую одежду в пакет – потом выбросит. Достает чемодан. Оружие на месте, диски, ноутбук и документы – тоже. Она укладывает какую-то одежду, белье – небольшую часть, чтобы было не заметно.
– Давай, Данка, не раскисай!
Вот пакет с наличными. Удивительно, как никто сюда до сих пор не наведался? Или они настолько уверены в ее смерти, что решили: торопиться некуда? Но кто – «они»?
Дана слышит, как кто-то поднимается по лестнице. Вот осторожно открылась дверь. Дана уже в шкафу. Благо, догадалась достать зеленый шарик из своих запасов! Но толку… Она и сама здесь!
«Я задержу дыхание. А здесь много вещей, газ распадется, пока доберется до меня».
– Ищи, давай.
– Похоже, здесь кто-то уже был.
Дана слышала эти голоса и раньше. Когда-то давно, в той жизни, у нее не было раны в груди. Но боль была. Теперь стала сильнее, но Дана умеет терпеть. Заползти подальше и перетерпеть. Кошка угрожающе шипит. Золотистые зрачки следят за пришедшими, не обещая им ничего хорошего.
– Да зажги ты свет!
– Нельзя. Могут увидеть. Ищи, не стой.
– Может, она все забрала?
– Кто – она? Я сам видел протокол вскрытия час назад.
– Не сейчас, а раньше.
– Ничего она не забирала. При ней была только маленькая сумочка, а папка большая.
– Ну, диск она могла взять с собой.
– Диск уже у шефа. Он у нее в сумочке был, точно. Теперь нужна папка. Ищи.
– А выстрел оказался что надо!
– Шеф это умеет. Кадровый военный, мать его!
Дана достает оранжевую коробочку из-под «киндера». Прозрачный зеленый шарик выкатился на ее ладонь. Она приоткрывает дверцу шкафа и бросает шарик на пол. Там мокро, она наследила. Парни не заметили, потому что темно. Дана утыкается лицом в висящую на плечиках куртку. В комнате слышны звуки падения.
Дана прислушивается. Тихо, только где-то далеко шумят машины и бьется за окном ветер. Она осторожно открывает дверцу и выходит. На полу темнеют два тела. Дана опускает жалюзи, задергивает шторы и запирает входную дверь, потом зажигает свет и садится на пол.
– Это не шутки, ребята. Лучше бы вам не лезть ко мне. А теперь вот лежите – трупы трупами, дальше некуда. И вряд ли Михалыч что-то поймет о причинах вашей смерти.
Дана берет чемодан, пакет с вещами из морга и выходит.
– Пусть думают, что это взломщики. И умерли, бедняги, не выдержав угрызений совести.
Она оставляет плащ и ботинки у мусорного бака, простыни бросает за несколько кварталов от дома в переполненный контейнер. Утром мусоровоз заберет его, и все. Дана идет на стоянку такси. Ей нужно где-то приземлиться и полежать.
– Куда?
Молодой шофер удивленно разглядывает Дану.
– Я…
– Что с тобой?
– В гостиницу… где-нибудь на окраине.
– Придумала тоже. Там мест нет. Что с тобой?
– Похоже, меня подстрелили.
– Садись в машину.
– Но куда…
– Садись, я знаю, куда отвезти. Не боись.
Дане почти все равно. Она валится на заднее сиденье. Парень помогает ей устроиться, потом заводит мотор.
– Куда вы меня везете? Нельзя в больницу!
– Я не идиот. Послушай, не беспокойся. Я ничего тебе не сделаю.
– Но почему…
– Ну, а куда бы ты сейчас делась? Не оставлять же тебя на улице! Потерпи, скоро приедем, там тебе помогут.
– Но у меня…
– Нет денег? Это обычная история. Ничего. У кого теперь есть деньги?
– Может…
– У них-то точно есть, да не про нашу честь. Молчи.
Машина едет в ночь, Дана чувствует толчки боли.
«Эта боль доконает меня».
Машина останавливается, но Дана уже не может выйти из нее. Парень, чертыхаясь, поднимает ее на руки – вернее, пытается, но пальцы Даны мертвой хваткой вцепились в ручку чемоданчика.
