Татьяна Корсакова - Паутина чужих желаний
Спать совсем не хотелось, мысли в голову лезли всякие тревожные, начиная с паутины на моем потолке и заканчивая запахом Вовкиных губ. Может, стоит расслабиться, принять ванну, смыть тревоги минувшего дня? Да, стоит! Я и соль для ванн купила, с дурманным запахом иланг-иланга.
Вода набиралась, а я не спешила. Люблю, когда ванна уже полная, чтобы сразу в теплую воду, по самый подбородок. Время есть на то, чтобы прибраться, расстелить постель, снять одежду, натянуть халат. Все, я готова.
Вода была правильной температуры, в меру горячей, но не обжигающей. Я закрутила кран и потянулась за банкой с солью. Соль рыжая, с золотистыми крапинками, как Вовкины глаза. Пахнет не корицей и мятой, но тоже хорошо. Я зачерпнула горсть и замерла, разглядывая свое отражение в воде.
Отражение мое и в то же время не мое. Волосы длинные, мышиные, не заколоты шпильками, как у меня, а распущены, падают на худые плечи. Самые кончики мокрые и от этого кажутся темнее. Лицо задумчивое и грустное, серые глаза подслеповато щурятся, а руки свободные. Правая тянется ко мне.
Банка с солью падает на кафельный пол, катится куда-то под ванну. Плевать на банку! Я понять хочу!
Это страшно и одновременно восхитительно-необычно, касаться собственного отражения: ладонь к ладони, пальчик к пальчику. Я почти чувствую это прикосновение и почти не боюсь. Глупо бояться самой себя...
Ладонь обжигает болью. Сначала я думала, что это из-за слишком горячей воды, но она не горячая, а холодная, на глазах затягивается тонкой пленкой льда. Из-за пленки этой я не понимаю, что та, другая я, хочет мне сказать. Она кричит, а я ничего не слышу, выдергиваю из воды в мгновение окоченевшую руку и прижимаю к груди...
Лед в ванной идет трещинками, как раньше потолок. Я готовлюсь увидеть паутину, а вижу слова – «Помоги мне».
Я бы помогла! Честное слово! Мне бы знать, как именно, но ответа нет, и слов из трещинок тоже. Лед растаял. Вода исходит паром, и никакого отражения...
Мне больше не страшно. Та, другая, не причинит мне вреда. Она просто пытается мне что-то объяснить, но ограничена в средствах выражения: пар, вода, паутина... А я, безмозглая, ничего не понимаю, и она злится. Нет, она в отчаянии. Теперь я чувствую ее отчаяние, как свое. А еще понимаю, что время уходит, и совсем скоро случится непоправимое...
Не могу больше оставаться одна. Только бы Вовка еще не спал.
Вовка открыл сразу, стоило мне лишь коснуться дверной ручки.
– Ева? – В медовых глазах удивление и радость.
– Можно я у тебя переночую?
– Заходи, горе мое...
* * *– От Лизоньки подарок? – Андрей Сергеевич смотрит на цепочку, но надеть не решается. Может, оттого, что она на дамский манер сделана, тонкая и нежная?
– Подарок, – киваю, а сама не свожу взгляда с камушка. Он разгорается, набирается света и красноты.
– А что ж она сама мне не подарит? – Князь мечтательно улыбается. – Или, может, стыдится до венчания? Что скажете, Соня?
– Стыдится, – опускаю глаза, чтоб он не прочел в них мой себе приговор. – Но очень хочет, чтоб вы его приняли и... надели.
– Конечно, если Лизоньке так хочется. Только уж больно вещица хрупкая, как бы не порвать...
Вот и все. Призрачная паутина у князя на шее. Замираю, боюсь вздохнуть. Что же дальше будет-то? Вдруг обманула меня Стэфа.
– Колется что-то, – Андрей Сергеевич касается камешка пальцем и удивленно вскрикивает.
Гляжу, не отрываясь: не камешек это более, а паучок. Рубиново-красное тельце, золотые лапки. Откуда лапки-то взялись? А на коже у князя кровавая царапина.
– Вы только посмотрите, Соня, какая вещица презабавная! – Князь улыбается, а потом быстро прячет паучка под рубаху. – Лизонька такая затейница. Вы ей от меня благодарность передайте. А впрочем, не нужно. Завтра я сам с благодарностью... – Он останавливается на полуслове, смотрит на меня внимательно-внимательно, точно видит впервые, а в глазах опять штормовая синь и нет более никакой лазури.
Приседаю в торопливом реверансе, убегаю. Сердцу колко и тревожно, но сделанного не воротишь...
* * *Вовкина кровать узкая, вдвоем на ней не особо развернешься. Да я и не хочу разворачиваться, мне бы поспать. Вот так, уткнувшись носом в Вовкино загорелое плечо. А он не спит, дышит ровно, думает о чем-то. Спросить бы о чем, но сил нет и спать хочется.
Решение я приняла, уже стоя на самой границе между сном и явью, как мне казалось, правильное решение.
– Вставай, моя королева, топай к себе в опочивальню. – Кажется, только глаза прикрыла, а уже вставай!
– Зачем в опочивальню?
– А затем, чтоб не скомпрометировать себя ночкой, проведенной в постели наемного служащего.
– Так не было ж ничего, Козырев.
Не было, Вовка вел себя как джентльмен, даже вопросов задавать не стал, когда я приперлась к нему на ночь глядя, даже место у стеночки уступил, чтоб я, чего доброго, во сне с кровати не свалилась.
– Это ж мы с тобой знаем, что не было. – Мне показалось, или в голосе его послышалось разочарование? – Мы знаем, а домочадцам твоим потом поди объясни, что было, а чего не было. Вставай, Ева, хватит валяться!
От весьма ощутимого тычка в бок я проснулась окончательно и возмутилась:
– Козырев, с ума сошел?!
– Сошел, – не стал спорить он. – С тобой свихнуться – раз плюнуть.
– Думаешь, это заразно? – Я привстала на локте, заглянула ему в лицо.
– Думаю, тебе пора идти. – Впервые в жизни Вовка не выдержал мой взгляд и отвернулся.
– Ухожу. – Я натянула халат, обернулась на торопливо одевающегося Козырева, сказала: – Через час жди меня у машины.
– Куда едем? Опять по магазинам? – Он не смотрел в мою сторону, но в голосе явно слышалось раздражение.
– В интернат едем, на мальчика посмотреть.
Не дожидаясь ответа, я вышла из Вовкиной комнаты.
В моей опочивальне со вчерашнего дня ровным счетом ничего не изменилось: паутина с потолка никуда не делась, поднос с пустой бутылкой и остатками утки выглядел непрезентабельно и тоскливо. Признаюсь, в ванную я заходила с некоторой опаской. Но ванная была в порядке, о вчерашнем происшествии напоминала лишь валяющаяся на полу банка с солью. Я подняла банку, поставила на полочку и после небольших колебаний приняла душ. Сегодня я чувствовала себя многим лучше, чем вчера. Может, из-за принятого накануне решения, а может, просто оттого, что впервые нормально выспалась. И голова почти не болит...
Ярко-алая капля упала на белоснежный кафель. Красное на белом – это всегда эффектно. Следом упала еще одна и еще... Я провела рукой по лицу, ладонь тоже окрасилась красным. Это из носа, что ли? Так и есть. С какого такого перепугу? Никогда раньше у меня не шла носом кровь, ну разве что в далеком детстве после кулачных боев, но тогда этому имелось рациональное объяснение, а сейчас что?
