Нэнси Бартоломью - Стриптиз на гонках
— А как ты узнал?
Эл повернул компьютер так, чтобы мне было видно монитор. Там светилось сообщение, полученное по электронной почте, из полицейского управления Филадельфии.
Эл быстро вернул компьютер на прежнее место и стал печатать, я не успела прочесть подробности.
— И что же он натворил?
— Его обвиняли в нападении и оскорблении действием. Он напал на женщину, — ответил брат.
— Сколько он отсидел?
Эл снова посмотрел на меня.
— Нисколько. По какой-то непонятной причине обвинение было снято непосредственно перед тем, как дело должны были передать в суд. Технически эта информация больше не должна храниться — ведь суд не состоялся, — но у моего приятеля есть связи в Национальном центре информации о преступности.
Эл раздулся от гордости, сообщив, что имеет доступ к информации, которую не может знать ни один обычный гражданин. В этот момент мама вышла из ванной. Ей удалось отмыть лицо, только в ушах еще виднелись следы ваксы.
— Что за крик? — спросила она, как будто не слышала каждое слово сквозь тонкие, как бумага, стены трейлера. — Вот что я вам скажу, молодые люди, у вас обоих понизился уровень сахара в крови, в этом ваша проблема. Вам пора подкрепиться.
Ма развила кипучую деятельность, загремела кастрюлями, сковородками, включила воду.
— Кьяра, тебе еще не пора на работу? — спросила она. — Уже пять часов, тебе, наверное, скоро выезжать. Прими душ, я тебя позову, когда ужин будет готов.
“Что делается, — подумала я, — взрослая женщина в собственном доме должна выполнять приказы мамочки — королевы шпионажа! Что-то здесь не так”.
— Мама, нам нужно поговорить, — сказала я.
Стоя позади Эла, она бросила на меня тревожный взгляд и молча провела рукой по шее, словно перерезала горло. Значит, надо молчать. Ладно.
— Пожалуй, мама, ты права, мне нужно принять душ. К тому времени когда я вернулась, преобразившись в Кьяру, Волнующую Королеву Желания, Эл и мама сидели за столом в неловком молчании.
Весь ужин все мы боролись с собой, каждому и хотелось поделиться информацией, и в то же время не хотелось, чтобы ее узнал другой. Когда я собралась на работу, Эл вышел проводить меня к машине. Он хмурился.
— Держись подальше от Толстяка, — мрачно предостерег брат. — Этот тип опасен.
— Я с ним как-нибудь справлюсь.
— Нет, Кьяра, вряд ли. Я тебе говорил, что он напал на женщину.
— Ну?
— Так вот, она была танцовщицей. Подул холодный ветерок, я поежилась.
— Хорошо, постараюсь быть осторожной. Но только, Эл, обещай кое-что сделать для меня, ладно?
— Что еще? — Эл насторожился.
— Ма и Рейдин в некотором роде насолили Лулу и ее любовнику. Будь добр, на всякий случай присмотри за домом Рейдин, вдруг Фрэнк захочет отомстить.
— Так я и знал! И это еще не все, не так ли, Кьяра? Ты никогда не рассказываешь мне все до конца.
Но я уже села в машину, выехала задним ходом и лихо развернулась прямо на дороге, как мы, случалось, делали в Кенсингтоне, когда Бридж-стрит бывала свободна от машин. Я посмотрела на Эла в зеркало заднего вида. Брат не улыбался.
Глава 22
Эта ночь требовала чего-то особенного. В “Тиффани” дым стоял коромыслом. Винсент Гамбуццо, почуяв хорошую прибыль, расхаживал с важным видом, выпятив грудь, как набитое чучело панды, и стараясь не споткнуться, что было вполне вероятно, так как он не снимал огромные солнечные очки даже в самых темных уголках клуба. Но я предупредила Бруно, нашего вышибалу, насчет Толстяка и Франкенштейна. Если бы они осмелились сунуть нос в “Тиффани”, Бруно тут же вышвырнул бы их на улицу.
В клубе меня ждал сюрприз — сюрприз, ради которого я старалась несколько месяцев: Дики Сделка наконец сумел раздобыть костюм для сегодняшней ночи. Не знаю, как ему это удалось, и знать не хочу, но моя благодарность оценивалась в целую сотню. Встретившись с Дики у черного хода, я отсчитала и протянула ему пять двадцатидолларовых купюр. В обмен он сунул мне в руки сверток, завернутый в коричневую бумагу, и поспешил смыться, пока его не узнали.
— Костюм придется впору, — заверил он, уже уходя, — даже с твоими буферами.
Я рассмеялась и вернулась в клуб. Костюм и вправду сидел как влитой, все было на месте, вплоть до серебристых наручников. Я приготовилась к выходу на сцену и сделала знак Ральфу запускать дымовую машину. Парень посмотрел на меня и на мгновение замер в восхищении.
— Где ты раздобыла… — начал он, но я не дала ему закончить.
— Тебе об этом знать не обязательно.
Я поправила фуражку, чуть сдвинула ремень и под вступительные аккорды песни Фионы Эппл “Криминал” неторопливо вышла на сцену. Офицер Кьяра заступила на дежурство. Выше пояса я была полностью экипирована как полицейский: фуражка, черная рубашка, ремень. Формой не "были предусмотрены только супермини-юбка, пятидюймовые каблуки и, конечно, черные кружевные трусики.
Зрители пришли в неистовство, особенно когда я выхватила бутафорский пистолет и послала в зал воздушный поцелуй поверх дула. Мужчины были в моей власти. Я вынула наручники и проворковала:
— Вы все под домашним арестом. Кто тут хулиганит? Бруно, заняв позицию между мной и зрителями, едва сдерживал толпу у края сцены. Я выделила из толпы молодого бизнесмена, похожего на невинного мальчика, и обратилась к нему:
— Ты мне нравишься. Покажи-ка свои запястья, милый мальчик.
Тот не задумываясь послушно вытянул руки, сжимая в каждой по купюре, и безропотно позволил мне приковать его наручниками к шесту в конце подиума.
— Что вы со мной сделаете? — пискляво спросил он. “Ничего особенного”, — подумала я, но, глядя ему в лицо, только улыбнулась.
— Расслабься, малыш. — Я провела руками сверху вниз по его телу. — Офицер Кьяра тебя только обыщет, а потом отпустит на свободу. Никто не сделает тебе больно.
Толпа разразилась хохотом. Моя жертва густо покраснела.
— Арестуй меня, детка, — крикнул мужской голос. — Прикуй меня наручниками!
Я освободила своего “заключенного”, отступила в глубину сцены и достала из-за пояса полицейскую дубинку. Музыка заиграла громче. Я погладила дубинку, словно лаская, медленно засунула ее обратно за пояс и одним быстрым движением сорвала с себя юбку. Над залом пронесся дружный вздох.
Я сорвала с себя фуражку, тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам. Затем я начала медленно, очень медленно расстегивать пуговицы на форменной рубашке. Двигаясь в такт музыке, я прижималась спиной к шесту и скользила вдоль него вверх и вниз, потом на секунду замерла, облизнула губы и посмотрела в зал голодным взглядом. Даже Бруно не сводил с меня глаз.
