Светлана Успенская - Посмертная маска любви
Я расстроился. Мой героизм вышел пшиком.
— Но ты не расстраивайся. — Голос Кэтрин смягчился. — Я сама виновата, могла бы это предположить… Но ничего, так просто они от нас не уйдут. Вчерашняя встреча все равно не состоялась, кто-то важный не смог вылететь из Штатов из-за урагана Паулина, и, я надеюсь, у нас еще будет шанс взять этих типов на диктофон…
«У нас» — вот что меня насторожило. «У нас» — это означало новый раунд борьбы с международной наркомафией. А если мы продули первый бой, то на какой успех можно рассчитывать еще? Нет, это дружное «у нас» приводило меня в уныние.
Между всеми этими событиями я продолжал выяснять, чем занимался Артур в последний день своей жизни. Из наших в тот день его не видел никто. Впрочем, наших-то осталось всего ничего — Слава Гофман, Ринат, Игорь Копелян и я. Да, еще Антошка Загорский, его я пока не видел. И все ребята клятвенно заверяли меня, что с Артуром сто лет не встречались. Естественно, автоматически исключались близнецы, Слава Толенков и я, как непосредственные участники событий. Конечно, это не снимало с братьев Палей моих личных подозрений в их причастности к смертям друзей. Доказательств у меня не было, но не следователь же я, в самом деле!
Телефон Загорского отозвался надтреснутым голосом столетней бабули. Она надсадно горланила в трубку, стараясь перекричать собственную глухоту:
— Але, але, хто это? Это хто?
На все мои вопросы об Антошке трубка подозрительно скрипела: «Кто это?» — и это были самые членораздельные слова из тех, что удалось от нее услышать. Порученное мне дело требовало личного контакта, и поэтому я не медля отправился к черту на кулички, в Медведково, где и обитал наш гигант мысли Загорский вместе со своей мамой и престарелой бабушкой.
— Отдыхает Антошка-то… В Сочах он… Уж скоро вернется, через неделю приходи, — залпом выпалила столетняя бабулька, подозрительно разглядывая меня в щелку, образованную дверной цепочкой.
— Бабушка, а скажите, никто дня три назад к Антону не заходил? — спросил я для очистки совести. Добиться положительного результата у старушки, которая еще недавно, с десяток лет назад, выглядела деятельной и вполне разумной пожилой леди, казалось нереальным.
— Нету Антошки, тебе говорю, — стояла на своем бабка.
— Да я понимаю. — Я тщетно старался не раздражаться. — Друг к нему не заходил, не помните?
— Друг? Какой друг? А хто тебе нужен?
— Артур. Артур Божко…
— Нет у нас такого!
— Ну, может, помните, такой кудрявый, шустрый такой… Три дня назад… Был он у вас? Ну, помните?..
— А, помню, помню, — оживилась старушка. — Был здесь друг его, к Антошке приходил… И что это наш Тошка вдруг всем понадобился?.. А ты чё же, тоже за чемоданом приехал?
— За чемоданом? — Я удивился.
— Так вот, ключей от дома у меня нет, — не замечая моего изумления, продолжала бабка. — Отдала я их твоему другу, обещал занести вечером. Ищи-свищи его теперь!..
Я старательно переваривал полученные сведения. Шарики в моей черепушке вращались медленно, но верно.
— И чё это Колька свой чемодан в нашем доме хранит? — как будто сама с собой продолжала беседовать старушка. — Чё ему, своей квартиры мало? Ходют теперь, все звонки оборвали…
— Кольки Ломакина чемодан? — До меня доходило очень туго.
— Его, его… Антошка, как уезжал в Сочи, наказал мне ключи от дома ему отдать, чтобы вещи он свои забрал. Я и выдала их вашему Кольке… А он, поганец эдакий, не несет. Вот уж всыплю этому паршивцу! И не посмотрю ни на что! Я его еще пацаненком помню, в коротких штанишках бегал…
— Вы же сказали, что вы ключи Артуру отдали. — Я постепенно начал терять нить разговора.
— Не, не путай меня, Кольке же! Кудрявый такой!
— Да нет, бабушка, кудрявый — это Артур Божко. А Коля Ломакин, наоборот, высокий такой, с небольшой лысиной… Был…
— О-ой, — вздохнула бабка, светя на меня водянисто-голубым глазом из дверной щели. — Не знаю, запутал ты меня совсем. Короче, нет у меня ничего, сами меж собой разбирайтесь. Вот Антошка вернется, с ним выясняй. А я знать ничего не знаю…
Еще битых полчаса я старательно выспрашивал, где находится родовое поместье семьи Загорских и как туда можно проехать, а еще через час уже сидел в дальней электричке, грыз чебурек, источавший пронзительный запах жареных котят, и тупо размышлял над полученными от бабушки Антона сведениями.
К исходу двухчасовой поездки они кое-как систематизировались и утрамбовались в моем мозгу.
Итак, в последний день своей жизни Артур взял у бабки Загорского ключи и отправился за чемоданом, будто бы принадлежащим Кольке, если я правильно понял старушку (такое впечатление, что все люди для нее были на одно лицо). Бабуля поведала, что внучек ее, ныне блаженствующий на берегу Понта Эвксинского, просил выдать ключи лично Ломакину по первому его требованию, что она и сделала ничтоже сумняшеся, вручив их Артуру. Вот и доверяй после этого таким божьим одуванчикам собственные тайны…
Теперь ясно, откуда на спидометре артуровской «Волги» появились лишние триста километров! В последний день своей жизни Артур катался в Воробьянку, за чемоданом Ломакина. Интересно, знал ли он о существовании кейса до посещения квартиры Загорских или догадался об этом после слов словоохотливой бабушки? И что в кейсе было такого важного, что Артур, не раздумывая, помчался за ним в такую даль?
Точно помню, что, когда я подбежал к «Волге» сразу же после столкновения, там уже не было никакого чемодана. Близнецы взять его не могли — мы оказались возле машины одновременно. Толенков? Или кто-то из охраны, например, Шершавый? Нет, эти типы, кажется, настолько послушны своим главарям, что вряд ли осмелились бы заныкать без них что-либо важное. Хотя… Что я могу знать об игре, которую ведет каждый из них? Хотя бы Толенков… Тихий-тихий такой, а в тихом омуте, как известно…
Я шел по узкой тропинке, которая вилась по густому лесу, темному и молчаливому, как будто притаившемуся от моих шагов. Косые лучи солнца с трудом проникали сквозь плотную завесу еловых шатров, мох мягко пружинил под ногами, и то и дело около пней мелькали жизнерадостные шляпки развесистых мухоморов.
Дом Загорских я нашел быстро по особой примете, сообщенной мне старушкой, — черной, расщепленной надвое молнией березе. Это было ветхое сооружение с подслеповатыми окнами и заброшенным яблоневым садом. По крайней мере снаружи создавалось впечатление, что здесь никто не жил.
Я перепрыгнул через покосившийся забор и прошел по заросшей дорожке к дому. Скрипучая щелястая дверь послушно отворилась от легкого прикосновения. Сорванный ржавый замок болтался на щеколде. Оглянувшись, я вошел в сени. В нос ударил густой дух нежилого деревенского дома — пахло мышами, сенной трухой и как будто бы гнилой картошкой.
