Кей Хупер - Семейное проклятие
— Но ты ведь говорила, что Джози сильно нервничала…
— Да. И была чем-то озабочена. Она что-то знает. Или догадывается… Может, Алекс? Не знаю… Не могу представить себе, как он убивает человека ножом. Впрочем, я разговаривала с ним только один раз.
Кэссиди нахмурилась.
— А помнишь, ты говорила, что Энн сказала что-то по поводу семейной традиции вести дела?
— Эти ее слова не дают мне покоя, — призналась Лаура. — Энн могла выкрикнуть это в запальчивости — такое вполне в ее характере, но мне все же показалось, что она говорила всерьез. И еще она сказала, что у Питера были свои планы и Дэниел не единственный в семье, кто умеет делать деньги.
— И что это значит?
— Я не знаю. Но Энн в ту ночь была в мотеле с Питером, и она сказала, что это уже во второй раз. Так что с женщиной, с которой спал, он мог поделиться чем-нибудь… сокровенным. Например, Питер мог начать какое-нибудь дело, но его постигла неудача. Вот так он остался в мотеле, чтобы встретиться с кем-то. И этот человек убил его.
— Тогда выходит, что это его дело не совсем чистое? Но разве мог бы Килбурн ввязаться в подобное? Вряд ли он настолько нуждался в деньгах.
Лаура задумалась.
— Если я правильно все поняла, — проговорила она, — Питер не занимался семейным бизнесом, если не считать мелких поручений Эмили. И мои впечатления подтверждают то, что ты вычитала из светской хроники: когда Эмили умрет, Дэниел будет играть главную роль. Если Питер хотел что-то изменить, у него для этого оставалось слишком мало времени. Может, он хотел показать, на что способен? Не знаю, может, ввязался в темную историю.
— И что ты собираешься предпринять? Как узнаешь истину?
Лаура вздохнула.
— Думаю, так же, как выяснила то немногое, что я уже знаю. Буду совать всюду свой нос, слушать, что говорят, и задавать разные вопросы.
Кэссиди с любопытством посмотрела на подругу.
— Твое отношение к этому изменилось. Ты не заметила?
— Не понимаю, о чем ты.
Пристально глядя на Лауру, Кэссиди медленно проговорила:
— Когда ты впервые поехала в дом Килбурнов, тебе все это было неприятно. Тебе не хотелось находиться там из-за траура. Или из-за того, что тебя подозревали в убийстве. Ты чувствовала себя как подозреваемая в убийстве. И захотела выяснить, имеет ли твое зеркало какое-то отношение к этому. Поэтому и поехала. А потом тебе сделалось не по себе из-за странной борьбы, которую, как ты заметила, вели между собой Эми-ли и Дэниел. Ты почувствовала себя как бы заложницей…
— Ну да. И что?
— А то, что сейчас ты другая. Ты внедрилась в семью, познакомилась с их жизнью, с привычками. Но твои ощущения изменились. Ты уже не чувствуешь себя подозреваемой. И не хочешь говорить о зеркале. Когда же ты все-таки спросила о нем Дэниела, ты не настаивала на ответе, не сказала ему, что знаешь, что он обманывает тебя. Ты позволила ему все отрицать. И еще: ты знаешь, чью сторону возьмешь в этой борьбе за власть. Но понимаешь ли ты, что происходит?
Некоторое время Лаура молчала. Посмотрев на Кэссиди, едва заметно улыбнулась.
— Знаешь, я думаю, что Эмили, возможно, и права. Дэниел — опасный человек. Я ничего о нем не знаю, но чувствую, даже уверена: его секреты имеют ко мне какое-то отношение. Иногда я стремлюсь убежать от него, а иногда…
— Стремишься к нему?
— Вот именно. — Лаура усмехнулась. — Я не понимаю, что со мной случилось. Кэсс, ты же знаешь меня. Я всегда была осторожна в отношениях с мужчинами. Ты смеялась надо мной все эти годы. Но этот человек, этот мужчина, с которым я знакома всего неделю, ухитрился овладеть моей душой. Причем без всяких усилий. Когда он снимает свою бесстрастную маску, его лицо становится загадочным. Оно выражает не больше эмоций, чем лик сфинкса. И Дэниел постоянно лжет мне. Он полагал, по крайней мере сначала, что я была любовницей, а может, и убийцей его брата. И он брал меня за руку. Только за руку. Разве так должен вести себя мужчина, соблазняющий женщину?
— Должен? Может быть, и не так, Лаура. Но к чему все эти рассуждения?
Лаура, прикрыв глаза, снова задумалась.
— Эмили пригласила меня остаться у них на выходные. Я думаю: соглашаться или нет?
Кэссиди с тревогой в голосе сказала:
— Я знаю, что ты провела там ночь и ничего страшного не случилось. Но, Лаура, неужели ты думаешь, что это разумно? Ты же сама говорила, что там… мрачная атмосфера и что дом производит гнетущее впечатление. Что само по себе очень неприятно. И допускаешь, что Питера убил кто-то из этого семейства. А может, Эмили сорок лет назад убила своего мужа? Ведь Дэниел говорил, что подозревает ее в убийстве дедушки…
— Но подозрения — не доказательства, — сказала Лаура, сознавая, что повторяет слова Дэниела.
— Хорошо, согласна. Будем считать, что старая леди не убивала своего мужа. После сорока лет траура и безупречного поведения можно ее оправдать. И даже признаем, что никто из членов семьи не убивал Питера. Но остается еще война между Эмили и Дэниелом. А заложников всегда приносят в жертву, Лаура. Для этого их и берут.
— Да знаю я, знаю, — пробормотала Лаура.
— Правда? Когда дело касается Дэниела, ты становишься совершенно беззащитной. Тебе не удается скрыть свои чувства. А если он заметит, что ты от него без ума? Думаешь, это удачная мысль — ночевать в комнате, которая находится недалеко от его спальни?
Лаура объяснила Кэссиди, что спальня Дэниела расположена не так уж близко от ее комнат. Джози во вторник показала ей весь второй этаж, поэтому Лаура знала расположение комнат. Но она прекрасно понимала, что дело вовсе не в комнатах. Поэтому признала:
— Да, наверное, мысль не очень удачная.
Кэссиди спросила:
— Почему же ты собираешься остаться там?
— Ты скажешь, что я ненормальная.
— Пусть это тебя не беспокоит. Я давно знаю, что ты ненормальная.
Лаура тяжко вздохнула:
— Ну ладно. Я собираюсь остаться в доме Килбурнов на выходные, потому что чувствую, что должна это сделать.
Кэссиди покачала головой.
— Чувствуешь? Это одна из твоих странностей. Которые ты даже не можешь объяснить… Как, например, тоска на Рождество. Или нежелание стричь волосы.
Что до волос, то это началось, когда Лауре было лет пять. В их семье было много детей и мало денег, поэтому мама экономила на стрижке. Раз в месяц она сама всех стригла. Дети по очереди садились на кухне на табуретку, мама накидывала им на плечи полотенце и стригла. У нее неплохо получалось.
Однако лет в пять или в шесть Лаура перестала спокойно воспринимать эту процедуру. Она даже сейчас помнила, что испытывала ужасные страдания, которые не могла бы выразить словами. «Борьба со стрижкой» принимала все более острые формы, и вскоре девочка, когда приходила ее очередь садиться на табурет, начинала биться в истерике. В конце концов озадаченная мать решила вовсе не стричь дочку.
