Ольга Строгова - Дневник грешницы
– Полгода, – коротко заявил граф.
– Девять месяцев, – ответила графиня.
Граф подумал и согласился. Все равно прямо сейчас уехать за границу у него не получится. По многим причинам. Чтобы привести в порядок дела, оформить имущество на Мирославу, нужно время. Да и Анна неважно себя чувствует из-за беременности. Не лучше ли дождаться родов и вместо того, чтобы появиться в Ницце с беременной любовницей, приехать туда с законной женой и маленьким сыном?
В том, что будет именно сын, граф почему-то не сомневался.
* * *В этом месте своего рассказа доктор Немов затих, умолк и стал тревожно озираться по сторонам. Видно было, что он подошел к самому трудному периоду, о котором рассказывать ему совершенно не хотелось.
Он снова закапризничал. Требовал денег и водки. В противном случае грозился выпрыгнуть в окно и пожаловаться на супругов Демидовых первому встречному городовому. Но супруги были непреклонны.
– Мы находимся на втором этаже, – напомнила доктору Жюли. – Под окном – обледенелая булыжная мостовая. Хотите сломать себе руку или ногу, тогда прыгайте!
– А вопрос денег или иной компенсации за потраченное вами время, – спокойно добавил Николай, – мы обсудим после того, как вы все правдиво нам расскажете. Не беспокойтесь, не обидим.
Доктор Немов отломил кусок ситника, задумчиво пожевал его. Потянулся за сельтерской водой, но тут же, с гримасой отвращения, отставил бутылку в сторону.
Жюли налила ему еще чаю.
– Ладно, – внезапно решившись, заговорил доктор. – Может, если расскажу вам, сниму тяжесть с души…
* * *За несколько дней до родов Анны граф внезапно был вызван в Петербург, в Департамент государственной полиции. Повестку привез нарочный, офицер в чине капитан-исправника, и подписана она была самим Звоновским…
Жюли недоуменно подняла брови.
– Директор департамента Звоновский Сергей Эрастович, – тихо подсказал ей внимательно слушавший доктора муж. – А сам Департамент – не что иное, как бывшее Третье отделение собственной Е.И.В. канцелярии. Политический сыск.
– Но какое политическое преступление мог совершить граф Безухов, столбовой дворянин, Рюрикович?..
Доктор отвел глаза и как-то криво усмехнулся.
– Граф завел для своих крестьян библиотеку, точнее, избу-читальню. Я с самого начала говорил ему, что дело зряшное и даже вредное – приобщать наших исконно-посконных мужичков к просвещению… Но разве он когда меня слушал? Так вот, в этой самой избе по доносу были обнаружены запрещенные книги Михаила Бакунина, графа Кропоткина и других русских анархистов…
– Откуда они там взялись? – быстро спросила Жюли.
– Кто написал донос? – быстро спросил Николай.
– Принес их туда я, – опустив голову, признался Немов. – Взял из библиотеки графа и принес. Не стану отрицать, я ненавидел Алексея Безухова.
– А что бы вы, – внезапно он повернулся и устремил длинный, пожелтевший на конце от табака палец в сторону Николая, – что бы вы испытывали к человеку, которого долгие годы считали своим другом, а он соблазнил девушку, которую вы… на которой вы собирались жениться?
Николай пожал плечами:
– Не знаю. Но доносить на него я бы не стал, – твердо произнес он.
– Вот и я не стал, – вздохнул Немов. – Я хотел наказать его, да! Я хотел, чтобы мужички, набравшись анархистских идей, в один прекрасный день с топорами и вилами явились к его воротам, чтобы восстановить «мировую справедливость»! Но доноса на него я не писал!
– Кто ж тогда написал? Священник, отец Паисий?
– Вы и про попа знаете? – несказанно удивился Немов.
– Знаем. Мы вообще многое знаем, – сурово заявила Жюли. – Так что не пытайтесь нас обмануть или что-нибудь скрыть…
– Чего уж теперь скрывать… – безнадежно махнул рукой доктор. – Нет, я не думаю, что это был отец Паисий. Конечно, кто-нибудь из крестьян мог рассказать ему на исповеди, что читал богопротивные книги, но… Нет, это не он. Скорее, кто-нибудь из этих самых крестьян. Кто-нибудь из тех, кто графским попечением стал грамотным… Вот и употребил свою грамотность на нужное, государственное дело!
В тот момент, когда принесли повестку, я находился рядом с графом. Я сразу понял, откуда ветер дует, а он, разумеется, ни о чем не догадывался. Он спокойно пожал мне руку, попросил, понизив голос, чтобы я наведался к Анне и сообщил ей, что он уедет на день-два, ни в коем случае не больше.
– Но вы же могли поехать вместе с графом в Петербург, – взволнованно проговорила Жюли, – могли явиться к этому… Звоновскому и заявить, что это вы взяли книги у графа и подложили их в читальню?
– С какой стати я стал бы это делать? – мрачно усмехнулся Немов. – Я же говорил вам: я ненавидел графа. Да и что такого грозило ему за эти книжки? Ему, графу Безухову, столбовому дворянину, Рюриковичу? В худшем случае – небольшое внушение. А меня, мещанина, сына деревенского дьячка, запросто могли бы сослать в Сибирь…
Жюли смотрела на доктора с нескрываемым отвращением.
– Не просто внушение, – возразил Николай. – Как известно, Звоновский был назначен на должность благодаря протекции своего друга, министра внутренних дел Горемыкина. А Горемыкин с самого начала своей карьеры был яростным и непримиримым врагом анархизма. Кроме того, сам Звоновский два года назад ездил в Рим, на международную антианархическую конференцию, и приехал оттуда настроенным весьма решительно. Борьба с анархизмом сделалась для него, можно сказать, делом чести. Поэтому он и вызвал графа Безухова лично, а не поручил это дело кому-нибудь из своих заместителей…
– И все равно… – пытался защищаться доктор.
– Нет, не все равно. Граф ведь не вернулся ни на второй день, ни на третий… ни через неделю?
– Не вернулся… – тяжело вздохнул Немов. – Больше я его не видел, только кое-что слышал.
– Давайте по порядку. Вернемся к Анне. Вы поехали к ней?
– Поехал, а как же! Правда, не в тот же день, а на следующий. И не застал ее дома. Больше того, в квартире были все следы того, что она собиралась куда-то в большой спешке. А на полу я нашел случайно оброненный клочок бумаги без подписи. «С Алексеем несчастье, немедленно приезжайте», – было написано там.
– А почерк?
– Почерк был мне незнаком. Но писали явно из имения графа, на его бумаге с вензелем.
– И вы поехали в имение?
– Да. Заехал к себе за своим докторским саквояжем, положил туда на всякий случай акушерские щипцы и поехал.
Немов снова замолчал. Жюли нетерпеливо шевельнулась в своем кресле. Николай положил руку ей на плечо.
– А вы сами-то, мадам, часом, не в положении? – внезапно спросил Немов. – Бледность, прерывистое дыхание, испарина на висках… Если желаете, я могу вас осмотреть. Я ведь, несмотря ни на что, неплохой врач, и акушерство у меня всегда особенно шло…
![Ирина Кнорринг - Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 1](/uploads/posts/books/41661/41661.jpg)
