Татьяна Устинова - Пороки и их поклонники
Витек деловито сунул телефон в штаны, повыдыхал сквозь стиснутые зубы и спросил интимно:
– Ты кому звонила, сучка? В ментуру?
Маша молчала, смотрела исподлобья. Второй захрюкал горлом и харкнул ей на рубаху.
– Сейчас проверим, – деловито сказал он. – Дайка сюда.
Витек вытащил трубку, и второй, глядя в окошечко, понажимал какие-то кнопки. Потом показал Витьку.
– Это чей?
– А хрен его знает! Давай, вызывай хозяина. И номер этот скажи, чей он там. Много наговорить-то успела? – вслед ему крикнул Витек.
– Пятнадцать секунд.
– Скажи, что пятнадцать!
– Ладно, сам знаю.
Они беспокоятся, что им попадет за то, что недоглядели за телефоном. У них тоже есть начальство, и они его боялись и заранее желали оправдаться.
Витек улыбался, когда повернулся к ней.
– Ну что? Что ты за пятнадцать секунд наговорить успела, сладкая моя?
Маша молчала. Считала до десяти.
Она дошла до трех, когда он схватил ее за волосы и сильно дернул. Кожу на голове как будто обожгло, к глазам подкатилось что-то твердое, непохожее на слезы, а он все рвал и рвал волосы, выкручивал их, и она заскулила, тоненько, по-собачьи.
– Давай-давай! – одобрил Витек. – Я еще только начал!
И опять он не бил ее, как в кино. Под волосами, сзади, он сдавил ей шею, и она стала задыхаться, хрипеть и повалилась, как тогда, лицом вперед, и рухнула на содранные колени, и боль палкой проткнула ее насквозь – началась в коленях и вышла в глазах.
– Тебе сказали тихо сидеть? Сказали. Тебе сказали не рыпаться? Так чего ты рыпаисся, сучка безмозглая?! Подожди, придет время, я тебя еще не так… пощупаю! Ты думаешь, мы тут с тобой станем шутки шутить? Приседания китайские разводить?
Его пятерня впечаталась ей в лоб, толстые пальцы полезли в глаза и стали давить. Она вырывалась и мотала головой, но коленом он прижал ей спину, сунул голову – или то, что осталось от головы – виском в стену и все давил и давил на глаза.
Все стало оранжевым, потом красным, потом черным.
Мир вокруг исчез.
– Ну, все!.. – велел кто-то очень далеко, звук шел волнами, то громче, то тише. – Да отпусти ты ее, успеешь еще! Хозяин сказал, чтоб никаких следов! На, вот лучше, привяжи ее! Слышь, Витек, твою мать!
Чугунные раскаленные прутья выскочили из глаз, и глаза вытекли двумя тонкими струйками. Струйки капали ей на рубаху, и там, куда они попадали, становилось мокро, а потом она поняла, что течет не из глаз. Течет изо рта.
– Фу, зараза! – сказал Витек и вытер руку о ее волосы. – Все изгваздала!
Руки сами собой взметнулись вверх, потом неудобно и больно заломились за спину, запястья сильно обожгло, как будто ножом проехались, и от этой мгновенной острой боли к ней вдруг вернулось зрение.
Глаза были целы.
– Прозрела, сука? – спросил Витек весело. – Ну и радуйся. Все равно я тебе глаза выдавлю! Ты жди.
* * *
Архипов всласть поругался с Женей Ряпкиным, основным идеологом программы “С-14”, которая ни к черту не годилась, и они оба – начальник и подчиненный – об этом отлично знали, но у них были разные цели.
У Жени – запудрить шефу мозги. У шефа, наоборот, прочистить Женины.
Правда была на стороне Архипова, поэтому Женя примерно через полчаса стал сдавать позиции и сдавал их последовательно, одну за одной. Когда от позиций камня на камне не осталось, Архипов Женю выставил и стал звонить в Дубну, в высокотехнологичную и еще более высокоумную компанию, которой нерадивый Ряпкин всучил свое детище. В Дубне все возмущались, и Архипов довольно долго извинялся и брал вину на себя.
Это называлось “разруливать”.
Высокоумная компания была их давним и проверенным клиентом, поэтому Архипов “разрулил” довольно быстро.
После чего выпил стакан воды – французской минеральной – и посмотрел на телефон.
Кажется, сегодня ему позвонили все, кроме премьер-министра Украины. И еще Маши Тюриной, которая так и не перезвонила.
Катя сказала – она сильно нервничала.
Невозможно придумать ничего глупее, чем то, что Архипов придумал, но отделаться от этой мысли он больше не мог.
Ее держат в заложниках, бьют и насилуют. Она сумела ему позвонить – только один раз, а его, как назло, в это время не было на работе. И теперь за этот звонок ее убили.
“Ее не могли убить”, – уговаривал он себя. Всем известно про курицу, несущую золотые яйца. Пока Маша Тюрина эта самая курица, убивать ее никто не станет.
С яйцами дело обстояло сложнее.
Сегодня в четыре часа он должен “зафиксировать” передачу квартиры ей. Пожалуй, у него не выйдет просто перевести стрелки на себя – ее утренний звонок все изменил.
Вряд ли они знают, что она так с ним и не поговорила.
Если думают, что поговорила, значит, могут решить – она о чем-то его предупредила.
Если она его предупредила, значит, в этой игре он перестает быть “болваном” – благородным Робин Гудом, который возвращает сироте ее собственность, а дальнейшие разборки сироты с организацией “Путь к радости” не имеют к нему никакого отношения.
Если он перестает быть “болваном”, то вся игра меняется.
Была в дурака. Стала в покер.
И сдает в данный момент Архипов.
А раз сдает, значит, нужно заранее запастись козырями – ну хоть какими-нибудь, раз уж он не может пригарцевать на мустанге, выхватить “смит-вессон”, кинуть лассо, заломить на затылок стетсон, а напоследок применить пару приемов карате – прямо не сходя с мустанга.
Позвоночник злобно ныл, Архипов думал.
Раз он не умеет бросать лассо и ничего не понимает в карате, да и “смит-вессона” у него, как назло, с собой нету, можно попробовать сделать что-нибудь из того, что он умеет.
А что он умеет?
Правильно! Копаться в компьютерных мозгах.
– Кать, – произнес он в селектор, строго контролируя тон. Тон должен быть достаточно просительный, но и твердый, ибо никто не должен забывать, что именно он, Архипов, вожак стаи. – Кать, Расул на месте?
– С утра был на месте, – кисло ответствовала злопамятная Катя. – Вызвать?
Архипов усмехнулся.
Расула Магомедова он не мог “вызвать”. Он мог его только “пригласить”, о чем и сообщил Кате.
Владимир Петрович еще только погрузился в сказочную красоту невиданного сайта, который наставлял желающих на “Путь к радости”, как в селекторе послышался Катин голосок, который сообщил, что Магомедов освободится через полчаса и тогда “заглянет”.
– Хочешь кофе, Володь? – подумав, спросил селектор. – Я хорошего купила.
Попытка полного примирения была такой очевидной, что Архипов сказал:
– Я тебя люблю. И не надо напоминать мне, что ты мать двоих детей, я и так помню.
– А кофе? – снова спросил повеселевший селектор.
