Патрик Александер - Смерть зверя с тонкой кожей
Пол покрывал огромный ковёр, поверх которого шли две дорожки персидской работы. Обставлена комната была антикварной мебелью: диван эпохи королевы Анны, пара кресел с витыми ножками и подголовником тех же времён, махагоновый книжный шкаф восемнадцатого века, и, у западного окна, чудовищный чипендейловский письменный стол, моментально покоривший Нджалу.
– Мне он нравится, – сказал он Артуру, – здесь я буду работать.
На самом деле ему понравилась вся комната. Понравились даже акварели Котмена на стенах, хотя к живописи Нджала относился весьма прохладно.
Из гостинной можно было пройти в просторную спальню с огромной кроватью и в небольшую приватную столовую – на случай, если Нджала пожелает пообедать в одиночку или с женщиной. Дальше находились гардеробная, ванная и туалет.
Войти в номер можно было только через массивные дубовые двери, ведущие в коридор. У входа круглосуточно дежурили люди из спецотдела.
Дальше по коридору располагались комнаты для тех из гостей, кто не спал с Нджалой, комната Артура и ещё одна для Шеппарда, назначившего себя последней линией обороны.
Нджала устроился за чипендейловским столом, пригубил бокал розового шерри и принялся наблюдать, как Артур распаковывает привезённые книги и расставляет их в книжном шкафу.
– Знаешь, Артур, думаю сейчас самое время сделать небольшую домашнюю работу. Как звали этого нашего киллера?
– Его настоящее имя? – Артур пожал плечами, – По паспорту он значился, как «Уилсон».
– Передай в посольство, пусть раскопают всё, что на него есть. Пусть затребуют у министра внутренних дел всё его дело. Потом свяжи меня с шефом полиции, поговорю с ним лично. Он будет знать больше, чем любые бумаги, все допросы шли в его присутствии.
– Да, Ваше Превосходительство.
Артур повернулся было к выходу.
– Да, и ещё вот что, Артур. Уверен, что их полицейские хороши и надёжны, но…
Он помахал рукой.
– Сэр?
– Ты не забыл упаковать мой пистолет?
Фрэнк Смит и Джоан Эбботт ужинали на квартире у Смита. Она приготовила бланкетт с рисом и грибами под соусом собственного рецепта. Он открыл бутылку Клико.
– Почему шампанское?
– У нас праздник.
– Праздник? Какой?
– Не знаю. Но, что праздник – точно.
Она улыбнулась.
– Мне это нравится.
За ужином они почти не разговаривали. Он размышлял о событиях прошедшего дня. Она чувствовала себя чуть не в своей тарелке и нервничала.
– Потрясающе вкусно! Ты замечательно готовишь.
– Я люблю готовить.
Он глотнул шампанского, посматривая на неё украдкой: ему всегда казалось, что глазеть на людей невежливо.
– Джоан, что-то не так?
– Нет. Нет, конечно, нет. Ты был…очень добр.
– Хочу сказать, тебе…э-э…плохо…или что-то вроде?
– Боже, нет, конечно. Наоборот.Ты был…очень добр.
– Это ты уже говорила. Но ты не кажешься…ну…спокойной и счастливой.
Она покрутила в руке бокал.
– Не хочу…не хочу навязываться тебе.
– Навязываться? Мне приятно, что ты здесь, со мной. Кроме того, ты не можешь вернуться. На квартире до сих пор сидит кто-то из людей Шеппарда – на случай, если Ричард решит появится там.
– Я могла бы остаться у моей кузины. Уверена, она не станет возражать.
– Разве ты не хорошо здесь?
– Очень.
– Тогда?…
– Послушай. Вот ты. Пожалел меня, пустил к себе, заботишься. А что сделала я? Немедленно забралась в твою постель.
– Какой кошмар! Всё, что мне оставалось делать – закрыть глаза и думать об Англии.
– Фрэнк, пожалуйста! Мне кажется…я могу скомпроментировать тебя. Или ты станешь думать, что компроментируешь меня.
– О, разумеется. Ты определённо компроментируешь меня. А я тебя. И я предлагаю продолжать компроментировать друг друга теми же темпами. Как можно дольше. Я нахожу это занятие одним из самых приятных. Кроме того…
Он запнулся и откашлялся.
– Кроме того…ты нравишься мне.
Она улыбнулась:
– Было бы ужаснее, если бы ещё и не нравилась.
– Господи, я наверное наговорил массу лишенего? Это всё шампанское. Выпьем ещё?
Когда Элис с Эбботтом вернулись, он был основательно пьян. Впрочем, внешне это не сказывалось никак. Чёткая, чуть напряжённая речь, уверенные движения. Разве что недоставало той кошачьей пластики.
Они лежали в темноте, крепко обнявшись.
– Не думаю, что этой ночью у меня что-нибудь получится. Пьянный очень.
– Разве это важно? Мне достаточно лежать рядом с тобой, чувствовать тебя.
Она улыбнулась в темноту. Да, а ещё просыпаться среди ночи, зная, что он рядом, чувствовать его, каждое его движение. Этого было достаточно – и даже больше. Если бы только он остался. Если только… «Не плачь», – сказала она себе, – «Не сейчас».
– Больше всего, – прошептала она, – мне нравится просыпаться по утрам. И ещё не проснувшись, знать, что счастлива, и не помнить – почему. А потом вдруг вспоминать – оттого, рядом ты. Разве не глупо?
Он уже проваливался в сон, улавливая лишь половину её слов, тонул в водовороте бессвязных призрачных воспоминаний. И, перед тем, как водоворот сомкнулся над ним, успел ещё увидеть подброшенного в воздух бродягу, с широко раскинутыми в сторону руками – как у распятого.
* * *
По вечерам на улицы выбирались торговцы фруктами. С веранды Дженни он видел огоньки свечей на их лотках, светлячками уходящие в темноту.
Как-то они с Дженни вышли в ночь. Прошли опустевшим кварталом рынка и попали в торговый центр – в гул голосов, взрывы хохота, толпы людей в дрожащем свете свечей. Мужчины в основном были в футболках с изображением Нджалы, женщины – в дешёвых хлопковых платьях, которые украшал только неторопливый танец покачивающихся бёдер.
Пересекли площадь Нджалы с её современными отелями и кафе, где выходили на вечерний променад (или на охоту) туристы, матросы и дорогие проститутки.
Эбботт отрастил бороду, а Дженни снабдила его одеждой моряка, так что никто не обращал на него внимания. Она даже нашла ему матросскую фуражку, типа той, что носил загадочный персонаж одного немецкого рассказика («Человек в капитанской фуражке»). Эбботту вспомнилось, что персонаж этот имел обыкновение возникать в критические моменты, наподобие олицетворения нечистой совести.
– Это про меня, – пробормотал он, – я их нечистая совесть.
– Ты – кто?
– Человек в капитанской фуражке.
Они миновали площадь, оставив внизу туристов, проституток и огоньки, и поднялись по лестнице, ведущей в парк Нджалы. Эбботт нашёл нужное дерево и залез на него. Винтовка была на своём месте, завёрнутая в промасленную бумагу.
