Анастасия Соловьева - Полюбить Джоконду
Потом мы опять торопливо ели. Под грудой свертков я нашел тонкую длинную трубку Леонарды и выкинул в ту же форточку, куда так лихо сегодня утром улетал дым из нее.
— Тут столько женских вещей! — ахнула Лиза, когда мы вошли в спальню.
Я небрежно махнул рукой, хотя именно сейчас понял, что Леонарда вовсе не считает, будто мы разошлись навсегда. Оказывается, она ждала меня на Новый год, на Рождество. Колдовство, видно, не заменяет мужа. Проблема!
И в подтверждение моих мыслей она позвонила:
— Саша, радость моя, обещай мне сейчас же ради нашего мальчика и моего спокойствия, что ты пока не будешь ходить в свой ужасный «Обелиск».
— Ладно, ладно, — быстро ответил я. — Пока не буду.
Лиза с удивлением перебирала эксклюзивные и будто старинные платья Леонарды, пропахшие душистым табаком.
— Все это можно выбросить, — неуверенно заметил я.
— Но чьи они? — удивлялась Лиза.
— Не видишь разве? Моей прабабушки. Сейчас уж такие не носят.
Лиза осторожно взяла одно, кремовое, и приложила к себе.
— Да… — вздохнула она, глядя в зеркало. — А жаль. Но ведь оно совсем новое?!
— Новое? — глупо изумился я и продолжал: — Была у меня жена. Сегодня. Это ее платья.
— Сегодня? Жена? — растерянно повторила она.
— Я не знал… — смешался я. — Да она и не жена.
Лиза глядела на меня, и мне стало больно. Я ждал, что вот сейчас она попросит: отвези меня назад. Куда назад? В конспиративную квартиру?!
Но она только молча смотрела на меня.
— Когда-то у меня была жена, Таня, — косноязычно объяснил я. — Но теперь она Леонарда.
— Леонарда… — эхом отозвалась Лиза. — Какое странное имя. И странные платья. Кто она, Леонарда?
— Не в том дело, — бился я. — Хотя смешно сказать кто: приворот мужей и отворот-поворот разлучницам-злодейкам. — Я невольно усмехнулся.
— Нет, кроме шуток? — допытывалась Лиза. — Твоя жена колдунья?
Она все стояла с кремовым платьем. Я подошел к ней, вынул из ее рук это платье и, скомкав, отшвырнул в угол.
— Ты моя жена, — поставил я точку в разговоре. — Но разве ты колдунья?
Потом уже мы лежали в темноте и болтали ни о чем, наслаждаясь нашей неожиданной свободой. Лиза, прильнув ко мне, водила пальцем по моему лицу, а я, обняв ее, глядел в потолок и видел там ее счастливо закрытые глаза.
Уснули мы незаметно и, кажется, одновременно.
Мне снилась Лена. Она собиралась в школу в длинном кремовом платье, отделанном венскими кружевами и бисером. Я наблюдала за дочкой через приоткрытую дверь своей комнаты, но выйти не могла — возле Лены, запихивая в портфель какие-то бумаги, топтался Карташов. Когда они, наконец, ушли, на меня напало жуткое беспокойство. Во-первых, Лену в таком виде не пустят в школу, а во-вторых, по дороге Карташов наболтает ей про меня каких-нибудь гадостей. Или еще хуже, втянет девочку в свой водоворот. Надо срочно связаться с ней. Но я никак не могла вспомнить номер Лениного мобильного. Беспокойство стало нарастать — я проснулась. Нет, слава богу, ее номер я еще не забыла. Хотя зачем мне сотовый? Я позвоню с городского на городской. Лена, наверное, уже дома.
Не думая о том, что время совсем раннее, а день сегодня выходной, я бросилась к телефону. Конечно, Ольга предупреждала меня: надо терпеливо ждать, пока Лена сама разберется в ситуации. Но вдруг она уже разобралась, а я все не звоню. С кем она поделится своими открытиями?.. Мои телефоны ей неизвестны.
— Лена, — позвала я в трубку. — Ты уже вернулась?
— Мама… Мам, это ты?.. Мам…
Я чувствовала: на том конце провода разыгрывается целая буря. Может быть, Лена уже поняла, что к чему, а может, еще только пытается понять и сейчас даже звук моего голоса будет для нее аргументом за или против.
— Мам, как хорошо, что ты позвонила…
— Вы ведь только вчера вернулись. Я не хотела беспокоить тебя. Как съездили?
— Да обыкновенно! Мы же не первый раз в этом пансионате… Вообще-то хорошо.
— Ну, еще какие новости?
— Больше никаких. Ты когда к нам приедешь?
— На днях, наверное…
— Приезжай скорее, пожалуйста. — Ленка закашлялась, но я различила тихий всхлип. — Мы по тебе очень соскучились.
— Я тоже соскучилась… А знаешь что? У меня теперь есть мобильник. Заскучаешь — звони. — Я продиктовала номер.
— Тебе его… Александр Васильевич подарил? — спросила дочь без тени иронии.
— Да, Александр Васильевич.
— Когда ты меня с ним познакомишь?
После этой фразы я не сомневалась: Ленины мозги встали на место. Ольга оказалась великим знатоком жизни и детской психологии.
— Я думаю — в ближайшее время, завтра-послезавтра. Я тебе скоро еще позвоню.
— А я — тебе, — обрадовалась дочь. — Ты как, справляешься с телефоном?
— Немножко. Только самые примитивные функции. Могу послать сообщение…
— Ну, ты молодец!
На столе в гостиной валялись коробки и пакеты. Вчера мы с Сашей так радовались внезапной встрече, так волновались, сами не зная почему, что не сумели ни поужинать толком, ни тем более убрать все в холодильник. С опозданием я занималась этим сейчас.
Из гостиной в кухню можно было попасть, пройдя просторный холл, но еще в первый раз, когда Гришка писал с меня парсуну, я заметила в стене узкую арочную дверь. Тогда я решила, что это декорации, но сейчас убедилась: дверь можно использовать по ее прямому назначению. Наверное, Саша с Леонардой предпочитали обедать в гостиной. Здесь у дивана стоял яркий, причудливой формы стол, а на кухне в углу только маленький круглый столик.
Наспех присев у такого, с утра можно выпить кофе. Одной, ну максимум вдвоем. А у них с Леонардой подрастал восьмилетний сын — об этом мне простодушно поведал Гришка. И вообще, у них было все… и еще совсем недавно. Я даже не предполагала, до какой степени недавно, пока не увидела вчера в гардеробной ее шелковые, переливающиеся стеклярусом платья. Может, они стали ей не нужны. Или проще оказалось нашить новые, чем возиться со старыми. И почему у Саши вырвался странный смешок, когда он упомянул о злодейках-разлучницах? Возможно, уходя из дома, Леонарда просто хотела что-то доказать мужу, но в разгар воспитательного процесса появилась я. Тоже злодейка-разлучница в ее персональной судьбе.
Впрочем, ее судьба, ее платья — не мое дело! А вот их сын…
Третья комната в квартире принадлежала ребенку. По сравнению с двумя другими она была самой неинтересной, безликой, напоминала картинки из журналов: шкафы вдоль стен, где-то между ними встроенная кровать, у окна столы: письменный и компьютерный. Когда мебель была расставлена, взрослые словно спохватились: накупили чудовищных мягких игрушек, ростом, должно быть, с самого мальчика, какой-то детской техники с сиренами и мигалками, на окна повесили яркие шторы, на пол постелили ковер. От этого комната уютней не стала.
