Светлана Успенская - Посмертная маска любви
— …Если бы он не пытался вылезти, наверняка остался бы жив. — В мое сознание вторглись приглушенные голоса — это переговаривались между собой механики. — Скорость-то была небольшая, не успел еще джипец разогнаться на крутом повороте.
— Да-а, — подтвердил голос со знакомой хрипотцой — это вступил в разговор Толян. — Не смог Артур выскочить, секунды не хватило, ему бошку-то и смяло стойкой двери. А сидел бы на месте — максимум, ребра рулем поломало бы, но жив бы остался…
Тяжелый вздох сопровождал эту своеобразную поминальную молитву.
— И надо же, позавчера только я копался в его тачке, он просил меня опережение зажигания выставить, а теперь ему на том свете опережение зажигания до фонаря… — Колю, кажется, потянуло на философию. — Только триста кэмэ и успел проехать…
— А ты откуда знаешь, сколько?
— А я накануне трос спидометра подтягивал, запомнил…
Я навострил уши. Триста километров за сутки — куда же это Артур мотался в свой последний день? Что он делал, чем занимался, где был?.. Я тихо слинял с «работы» и отправился навестить жену Артура Божко. Триста километров за день — это слишком много даже для такого мегаполиса, как Москва. Не правда ли?
Очаровательная женщина с легкомысленными кудряшками на лбу старательно рыдала, припадая к моему плечу. Я знал, что вчера у нее с визитом побывали братья и обещали ей пожизненную материальную поддержку, так что в ее рыданиях мне почему-то чудилась твердая уверенность в завтрашнем дне. Я уже перестал доверять кому-либо, подозревая весь мир в криминальном сговоре. Почему бы и жене Артура в нем не поучаствовать?
— Это все из-за нее, — причитала вдова, аккуратно вытирая белоснежным платочком что-то в углу глаза. Предполагалось, что там должна была находиться положенная по ситуации слезинка. — Да-да, это все из-за этой суки…
— Из-за кого? — не понял я. — Кого вы имеете в виду?
— Из-за этой стервы, бывшей жены вашего Абалкина… Укокошила мужа, но этого ей показалось мало… Принялась за других…
У бедняги, кажется, все смешалось в голове — конечно, это вполне простительно. От горя, говорят, даже иногда сходят с ума.
— Вы, кажется, что-то путаете, — мягко прервал я ее. — Она погибла почти два месяца назад…
— Да? — Белоснежный узкий лобик под кудряшками недоуменно сморщился, а подчеркнуто красные губы нехотя разжались. — Ну все равно… Не она сама, так с ее подачи… И вообще, мне кажется, это вы что-то путаете… Я ее недавно видела в бутике Пако Рабанна. Я вообще редко ошибаюсь… Та же походка, та же стервозная ухмылочка — я ее и на том свете узнаю! Когда она пыталась вбить клин под моего Артура, я ее сразу предупредила, что выцарапаю ей ее паршивые глаза вот этими своими руками. — Пылкая вдова продемонстрировала мне свои длинные, как у китайского мандарина, покрытые черным лаком ногти. — Но она все-таки добралась до него!
Я тяжело вздохнул — что за адское занятие беседовать со слегка сдвинувшейся от горя и ревности женщиной!
Почему-то неприятно было слышать от нее об отношениях Артура с Ингой. Почему-то мне не хотелось верить ей. Маленький верткий Артур отличный парень был, конечно, — но «был»… А Инга… Царственно-прекрасная, великолепная Инга… Инга в серебристом платье с открытыми плечами, Инга в серебристом длинном авто — на ее лицо падают отсветы фар от встречных машин, — Инга в полумраке холодного вечера возле камина, Инга на огромной постели при зыбком свете ночника — длинное великолепное тело без малейшего изъяна, не тело, а идеальное представление о теле, — задыхающийся шепот, полузакрытые глаза, разметавшиеся по подушке волосы, и постоянным рефреном повторяющаяся фраза: «Не верь ничему плохому обо мне», фраза, звучавшая как завещание.
Даже Кэтрин, милая Кэтрин… Кэтрин, которая всегда рядом со мной, так, что протяни руку — и можно дотронуться до ее бархатной кожи, — даже она не может сравниться с Ней. Точнее, не может сравниться с моими воспоминаниями о Ней…
Не люблю, когда лапают грязными руками мою мечту. Если бы передо мной сидел мужчина, я бы просто набил ему морду. Но дама… Да еще и вдова друга… Я сжал челюсти так, что зубы скрипнули, и твердо произнес:
— Боюсь, что вы ошибаетесь. Да, вы ошибаетесь. Примите мои искренние соболезнования, но вы ошибаетесь.
А куда мотался в последний день своей жизни Артур, она не знала…
Глава 11
Сто лет, казалось, я не видел свою подругу и чертовски по ней соскучился. Норд, по всей видимости, также разделял мои чувства — в этом вопросе мы с ним быстро спелись. Когда я целовал Кэтрин, Норд тяжело вздыхал, но тактично отводил глаза, демонстрируя свое непонимание, как можно заниматься подобными глупостями, вместо того чтобы отправиться на кухню и вдоволь насладиться моложавой курицей с прекрасными округлыми формами. Когда же Кэтрин ласково трепала его, теребя густую шесть, он влюбленно облизывал ее лицо огромным шершавым языком и мимоходом косил на меня влажными черными глазами. В его взгляде явственно читалось удовлетворение моим недовольно-ревнивым видом.
Черта с два я дам этой псине возможность отбивать у меня девушку! Посиди-ка ты, дружок, один, пока я буду заниматься устройством своей личной жизни, решил я и направился к Кэтрин с огромным букетом шевелящихся роз, еще влажных от брызг легкого дождя. Они пахли немного тревожно и вместе с тем радостно, предвещая волшебную ночь после долгой разлуки.
Кэтрин благодарно уткнула нос в розовые кущи и пробормотала через лепестки, шипы и стебли:
— Сегодня ты похож на влюбленного.
— Ты считаешь, что в этой роли я глупо выгляжу?
Она рассмеялась:
— Кому везет в любви, не везет во всем остальном… А мне сейчас позарез нужно везение!
Я нахмурился — Кэтрин не считала нужным вводить меня в курс своих дел, а сам я не лез, предпочитая кормиться недомолвками и намеками. Что ж, когда захочет, расскажет сама…
Под легким пеньюаром у нее оказалось великолепное загорелое тело и две белые полоски от купальника…
— Пока я занимался таким привычным для меня делом, как похороны очередного друга, ты, по-моему, времени не теряла, — с грустью произнес я, проводя пальцем по резкой границе загорелой кожи.
Кэтрин приподнялась на локте, насмешливо прищурила свои фиалковые глаза, глядя на мою обиженную физиономию.
— Это входит в мои профессиональные обязанности, Сержи. — Лукавые губы, еще красные и влажные от поцелуев, изогнулись в улыбке. — Это была самая малая и самая приятная часть моей работы. Вот за такие моменты я и люблю ее!
— А за что ты любишь меня? — мрачно выдавил я из себя. — Если, конечно, к твоим чувствам применимо такое расхожее понятие, как любовь.
