Новогодний Подарок (СИ) - Лав Нинель

— И что же твой Леонид?

— Леонид? Хвастался, как обычно: все то у него «в шоколаде», не то, что у других.

— Другие это кто?

— Другие это я. — Инна взяла мужа за руку и улыбнулась. — Не ворчи, Сереж, лучше расскажи, как у тебя дела.

— У нас все нормально, — Дорохов постарался забыть о неприятном визите — по крайней мере, на его жену этот визит не произвел никакого впечатления — так он подумал и успокоился. — Витек ходит в новую школу, Евгения Петровна встречает его из школы и готовит нам ужин.

— Да вы здорово устроились! — восхитилась Инна предприимчивости мужа. — Соседка ужины готовит, за ребенком присматривает — мне можно домой не спешить.

— Нет уж, ты давай поправляйся скорей — без тебя скучно.

— Представляю, как ты скучаешь на новенькой огромной кровати без меня, — улыбнулась Инна, намекая, что через три-четыре дня на этой новенькой кровати… — Скоро меня выпишут, и больше скучать я тебе не дам.

— Скорее бы… — Дорохов сделал вид, что намек не понял, но пересел к ней на кровать и взял ее руку в свои, поцеловал и вздохнул — сексом заниматься они будут не скоро. — На работу выходить даже не думай — будешь сидеть дома до полного выздоровления.

Инна опять согласилась, но, если бы Дорохов только знал, какой план зреет в голове выздоравливающей жены, то он бы не радовался ее скорой выписки, а оставил бы ее под надежной охраной в больнице до окончания расследования.

43

Через три дня Инну выписали из больницы…

Дорохов был на седьмом небе от счастья: купил цветы, торт, сам приготовил ужин и пользовался каждой «удобной минуткой», чтобы взять ее за руку, обнять, поцеловать и прошептать, что ужасно соскучился.

Витю же возвращение хозяйки не обрадовало: за неделю он привык к «свободной жизни» в мужской компании и менять что-то совсем не хотел. Раньше внимание Сергея Александровича было посвящено только ему, а сейчас он не сводил глаз с вернувшейся хозяйки квартиры. То, что Дорохов и Инна поженились, Витей не принималось в расчет — он дружил с Сергеем Александровичем, а дружба была намного важнее, чем какие-то там обнимашки и поцелуйчики с, в общем-то, совсем незнакомой теткой. Он сердился и ревновал, но ничего поделать не мог — указывать взрослым, как себя вести и что делать, Витя не мог, хорошо помня, чем заканчивались его просьбы о совместных прогулках и развлечениях: отец дарил ему подарок, уходил, и он оставался один в своей комнате. Здесь же, в этой квартире у него даже своей комнаты не было — он жил в "общей" гостиной.

— А ремонт в вашей квартире идет? — спрашивал он во время ужина, отвлекая внимание Дорохова от Инны.

— Идет.

— А когда закончится?

— Скоро.

— А там у меня своя комната будет?

— Будет.

— А сегодня играть в танки будем?

— Не, Вить, сегодня не будем.

— А завтра?

— Завтра посмотрим.

— Что, теперь совсем не будем играть?

— Ну, почему не будем, будем, только потом — Инна Павловна только из больницы домой вернулась, надо за ней поухаживать, чтобы скорее поправилась.

— И спать на диване вместе не будем?

— Спать точно не будем. Ты уже большой! Это первые дни тебе страшно было, а теперь ты уже привык…

— Инна Павловна здесь дольше привыкла…

Ревнуя внимание Дорохова, Витя попытался установить свои правила и настоять на своем, но Дорохов не поддался.

— Ты и в армию меня с собой возьмешь в кроватку, чтобы я твой сон охранял? Может, я за тебя еще и автомат носить буду?

Витя насупился и отрицательно покачал головой — автомат он и сам носить сможет, а вот играть допоздна в «танчики» похоже больше у них не получится: беззаботная вольная мужская жизнь с приходом жены Сергея Александровича закончилась.

Обиженный и разочарованный Витя пошел спать, а Инна и Дорохов еще какое-то время сидели за столом на кухне, рассказывали друг другу «новости», а потом закрылись в спальне.

Огромная, новая кровать занимала почти полкомнаты, не оставляя места для другой мебели. Дорохов, задевая то за один угол, то за другой, решил завтра же вынести все «лишнее» из спальни. И Инна, конечно, же согласилась, обнимая его за шею и целуя в губы. Но Дорохов на провокации жены не поддался, заниматься сексом с больной женой категорически отказался и даже пригрозил уйти спать к Витьку в другую комнату.

На все эту угрозы и ультиматумы Инна ответила по-своему — по-женски.

Она заплакала…

Заплакала так горько и так беззащитно, что Дорохов дрогнул — он никогда не видел ее плачущей, и это «зрелище» его просто убивало: кромсало ножом все его отказы и ультиматум, ранило сердце и затапливало мозг. Но он держался: мужик сказал — мужик сделал, но когда он услышал ее «стенания»…

— Ы-ы-ы… Никому я теперь не нужна… раненая, покалеченная… Муж на меня после больницы и не смотрит, прикоснуться не хочет… Ы-ы-ы… Сдохну без него, как бездомная собака под забором, от тоски по нему, а он и не заметит… Найдет себе какую-нибудь шлындру сисястую и будет трахать ее моим любименьким членищем, а я буду смотреть на них с небес, завидовать и плакать от ревности… Ы-ы-ы… Придется еще раз сдохнуть, чтобы этого не видеть…

С трясущимися руками Дорохов сначала сел на кровать, слушая ее стенания, потом лег рядом, притянул ее к себе на грудь (отчего рыдания стали еще отчаяние), стал гладить по спине, по волосам, пытаясь успокоить.

— Все, Инночка, хватит! Успокойся… — ласково говорил он, не зная как вести себя в таких случаях. — Никакую шлынду сисястую я не заведу… и трахать никого кроме тебя не буду…

Услышанное Инну порадовало, и она решила прервать рыдания… на время.

— Честно? — всхлипнула она.

Дорохов задумался, словами он бросаться не привык — «давши слово держи…»

— Вот… ы-ы-ы… заведешь и трахать будешь, как меня… — снова заныла Инна

— Ладно, пока ты моя жена, никакую другую бабу трахать не буду! — пообещал Дорохов.

И Инна стала успокаиваться, вытерла слезы, прижалась к нему теснее, все еще всхлипывая.

— А меня… когда будешь… трахать?

— Через неделю! — жестко ответил Дорохов, хотя первоначально ставил себе срок две недели.

— Я сдохну за эту неделю… — снова заныла «капризная женушка», — без твоего… моего любименького членчика…

Начиная понимать, что его «развели, как лоха педвльного», Дорохов довольно улыбнулся — вот какая драма разыгралась из-за его отказа заняться с ней любовью.

— Я тебе дам на него посмотреть перед смертью… и даже с ним попрощаться, — серьезным тоном пообещал он.

— А попрощаться это как? — заинтересовалась предложением Инна.

— Ну-у, погладить, поцеловать… пососать.

— Не, не, не! — не согласилось «заинтересованное лицо». — Прощание должно быть крепким, внутренне наполненным… чтобы чувствовалась его мощь… в прощающемся.

— Хитрюга, — засмеялся Дорохов. — Предупреждаю — секса не будет! По крайней мере сегодня… — не очень уверенно добавил он, чувствуя, как ее шаловливые ручки быстро готовят его «агрегат» к работе. — Э-э-э…

— Будет… — жарко зашептала Инна ему в ухо. — У тебя три варианта, дорогой муженек: будешь со мной драться, что категорически нельзя при моем ранении, будешь безучастно лежать, позволив себя изнасиловать, или мы потрахаемся осторожненько, совсем чуть-чуть, к удовольствию обоих… Обещаю второго раза сегодня не просить!

Что оставалось делать Дорохову? Драка сразу отпадает, быть изнасилованным собственной женой… как-то не прельщало, да и по рангу не положено: он полковник, а его трахает какая-то гражданская! Ладно бы генерал… И пришлось согласиться на третий вариант…

Все время помня о состоянии жены, Дорохов был нежен и бережен, ласков и заботлив (за неделю он так соскучился по жене, в нем скопилось столько нежной страсти, что он нацеловывал ее тело, оставляя на коже жгучие отметины), подводя своими ласками ее к оргазму, и одновременно и себя возбуждая и подводя к тому же. И входил он в нее осторожно, медленно, не глубоко, без резких движений и лишь почувствовав надвигающиеся спазмы оргазма задвигался увереннее, ритмичнее… «Блиц криг» своей быстротой немного разочаровал обоих, но у них все получилось и появилась уверенность в завтрашнем продолжении…