Эдуард Володарский - Террористка Иванова
Пилюгин набрал номер по мобильнику, спросил:
— Ерофеев, ты? Пилюгин говорит. Как там моя подследственная, вышла? Иванова, какая еще-то? Давно? Да не смог я — дела были. Я и сейчас в управлении торчу. Ну, вышла и хорошо. Я ее найду. Добро. Будь… — Пилюгин дал отбой. — Ну, хорошо, давайте еще разок помозгуем… Если взрывчатку привозят сюда и, если верить ребятам из Нальчика, ее используют в изготовлении всяких фейерверков, значит, изготавливают их здесь же, в Москве. Так или нет?
— Думаю, что так, — отозвался Тулегенов. — Или в Московской области.
— Ладно, будем искать, — Пилюгин с силой потер ладонями лицо. — Как сказал Голубев: «Ищущий да обрящет».
— Это не я, это в Евангелии сказано, — ответил Голубев.
Иван Витальевич уже набрал полное ведро спелого, темно-рыжего крыжовника и пошел к дому. Он был в шортах, майке и широкополой соломенной шляпе. Лицо и плечи блестели от пота.
Войдя в дом, дед поставил в прихожей ведро с ягодами, громко позвал:
— Виктор! Отнеси ведро в погреб и высыпь в большую кадку. А я еще пособираю — два куста осталось.
Никто не отозвался. Иван Витальевич прислушался к тишине, потом прошел в большую комнату, где стоял телевизор. Витьки не было.
— Виктор! — еще раз позвал дед и увидел на столе лист, вырванный из школьной тетрадки.
«Я тут жить не хочу. Я поехал домой. Витя» — было написано большими корявыми буквами. Иван Витальевич долго вертел в пальцах записку, плюнул с досадой:
— Ну и черт с тобой, стервец маленький!
Уже темнело, когда Полина приехала домой. Она шла мимо спортивной площадки, держа в руке свой узелок с пожитками. Двор был почти пустой. На площадке ребятишки с криками гоняли мяч, во многих окнах в домах горел свет, и так же под козырьками подъездов на лавочках сидели старушки. И вдруг Полину окликнули:
— Полина Ивановна!
Она резко остановилась, обернулась. Из-за редкого кустарника, росшего вокруг площадки, вышел Валерий Чистов. Он улыбался:
— Я везучий — ждал и дождался.
— А откуда вы…
— Откуда узнал, что вы должны вернуться домой? Да я передачу вам в СИЗО привез, а мне сказали, что вас отпустили под подписку о невыезде.
— А зачем… — вновь начала Полина, но Валерий опять перебил ее:
— Зачем передачу повез? Ну, как же я мог не повезти, Полина Ивановна. В газетах прочел, что вы арестованы, находитесь под следствием… Ведь я, можно сказать, соучастник этого дела.
— Пошли, соучастник, чего на улице разговаривать, — усмехнувшись, Полина направилась к подъезду.
— Вот это с удовольствием! — Валерий поспешил за ней. — Позвольте ваши камерные пожитки понести. А то выбросили бы их, чего всякую дрянь в дом тащить? Камерный запах так въедается, ничем не вытравить.
— Да? — она остановилась. — А вы там были?
— Не был… разве что в армии на губе сидел. Но у меня богатое воображение… и обоняние…
Полина молча направилась к большим мусорным бакам, стоявшим неподалеку от подъезда, приподняла тяжелую крышку и бросила туда узел. Несколько кошек шарахнулись из-под ее ног в разные стороны. Полина отряхнула руки и пошла к подъезду.
Сидевшие на лавочке старушки с интересом проводили взглядами Полину и незнакомого мужчину…
И вот они уже сидели на кухне. Вернее, сидел Валерий, а Полина шарила по полкам в поисках еды.
— Ничего нету… хоть шаром покати. Что же он тут ел? Неужели все время голодный шатался? Или дед кормил? Где он сейчас? У деда, что ли? Или у Пилюгина? Этого еще недоставало… Медом его там, что ли, кормят? Ага, вот чай есть. Будем пить пустой чай. Даже сахара нету… О, печенье есть!
— Это замечательно — пустой чай с печеньем! — улыбался Валерий.
Полина взяла трубку телефона, набрала номер и долго слушала длинные гудки.
— Нету никого… ни деда, ни сына… гуляют где-то, наверное, — она снова взяла трубку, набрала еще один номер.
— Извините, это квартира Пилюгина? Полина Иванова вас беспокоит, скажите, сына моего у вас нет? Вити… да, это мой сын. А Михаила Геннадьевича нет дома? Извините, спасибо… — она положила трубку, задумчиво уставилась в окно.
— Как сиделось-то? — спросил Валерий.
— Нормально. Узнала много нового и поучительного.
— Как сказал мне один бывший зэк: «Эти университеты нужно всем пройти».
— Вам-то уж точно не помешало бы, — Полина сняла с плиты чайник.
— Думаете? — усмехнулся Валерий. — Ну, это дело от меня никуда не уйдет. Как говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся…
— Да уж, эту пословицу народ выстрадал, — Полина разлила чай.
Они молчали и смотрели друг другу в глаза.
— Значит, не решилась? — наконец тихо спросил Валерий. — Я еще тогда подумал: вряд ли у нее хватит духу убить.
— Не решилась, — ответила Полина.
— Но тюрьму заработала?
— Тюрьму заработала… А ты переживаешь, что не убила?
— Наоборот — радуюсь. Не веришь? Честное слово — радуюсь.
— Зачем же тогда нитроглицерин продал? — с улыбкой спросила Полина. — Бизнес?
— Бизнес… — вздохнул Валерий. — Но сейчас не продал бы.
— Пожалел бы? Полюбил, что ли? — с иронией спрашивала Полина.
— Точно… полюбил… столько думал… Никогда не знал, что про бабу можно столько думать, — серьезно отвечал Валерий.
— Полина рассмеялась, спросила:
— Что же нам теперь делать?
— Да ничего… — он пожал плечами. — Ты ведь меня не любишь?
— Да нет… не успела как-то… — Она все так же весело смотрела на него.
— Я так и думал, — вздохнул он, и она вновь коротко рассмеялась:
— Много думаешь.
— Да? Наверное… Больше не буду, — он тоже улыбнулся. — Буду просто тебя любить. Не возражаешь?
— Да мне-то что? Люби на здоровье.
— Хороший у нас разговор…
— Сейчас еще лучше будет. Меня следователь спрашивал, где я нитроглицерин достала. Очень настырно спрашивал.
— И что ты ему ответила?
— Ты же любишь думать… Вот и подумай, что я ему ответила.
Он курил и молча смотрел на нее.
— Что же ты молчишь? — не выдержала Полина.
— Думаю, — серьезно ответил Валерий.
— Что-то долго…
— А следователь у тебя тот самый, которого ты хотела грохнуть?
— Откуда ты все знаешь? — удивилась Полина.
— Не все. Только то, что мне надо.
— Так что же я ему ответила?
— Ты сказала, что купила нитроглицерин на рынке… и больше этого человека не видела… — медленно проговорил он.
— Даже страшно делается, Валера, будто ты на допросе сидел.
— Да нет, просто я успел немного узнать тебя. Потому и влюбился.
