Алёна Белозерская - Один вечер в Амстердаме
— У меня есть тридцать минут. Отец рассвирепеет, если я не появлюсь дома вовремя.
— Комендантский час?
— Был выбор: либо полное подчинение, либо клиника. Сто процентов из ста, что это Ирма напела ему определить меня в психушку. Терпеть ее не могу! Железная баба, мать ее! И этот прибалтийский акцент! Как он меня раздражает! «Деффочка, я в твои годы работтала в огромной компаннии. Возглавляла отдел. А ты? Што ты из сэбя прэдставляешь?» — Рита весьма удачно изобразила свою будущую мачеху. — Семь лет разницы, а ведет себя так, будто нас пропасть в полвека разделяет.
— Она многого добилась, а ты в чем преуспела? Кроме зависти к женщине, которой действительно в подметки не годишься.
— Я преуспела только в одном, — без обиды и смущения сказала Рита, — в желании ничего не желать.
— Что хотела, то и получила, — деловито произнес Костик.
— А ты, горе-химик, чем можешь похвастаться? Тем, что вы в своей лаборатории зелье варите, а потом наркотам сдаете?
Костик испуганно заморгал глазами.
— Откуда знаешь?
— Сам вчера рассказал, — сказала Рита. — Не помнишь, как хвастался, что через два года получишь Нобелевскую за ту волшебную формулу, которую придумал?
— Я и об этом говорил? Кто еще слышал?
— Успокойся, — рассмеялась Рита, понимая, что Костя в пьяном запале повышал свою важность в глазах подруги. — На самом деле я не помню наш вчерашний разговор. Лишь обрывки фраз.
— Ритка, — с угрозой проговорил Костик, схватив подругу за руку, — больше ни слова об этом.
— Успокойся, сын генерала, — Рита намеренно сделала ударение на звании его отца. — Увидимся позже, тогда и поговорим о твоей деятельности. А сейчас мне пора домой, в обитель трезвости и целомудрия.
— Больше не пьем. Это пагубно влияет не только на организм, но и на память. Я закончил с «синькой».
— Лучше, Махов, заканчивай с «химией». Как-то не вяжется: ты — изготовитель «синтетики» и твой отец — начальник службы по борьбе с тем, что ты изготавливаешь.
— Войтович! — зашипел Костик, но Рита уже не слышала его, так как шла по направлению к водителю, который с нетерпением поглядывал на часы.
Взглядом Костя проследил, как Рита садится в машину, и улыбнулся. Несмотря на то, что Маргарита Войтович являлась откровенной нахалкой, он был уверен, что его тайны она станет хранить так же надежно, как и свои. А их у нее было немало, как, впрочем, и у любого другого.
Глава 2
— Глупые, глупые люди.
Павел Войтович отвлекся от изучения документов и посмотрел на Сергея Авилова, который, уставившись в цветные листы газеты, качал головой.
— Каждый раз, читая прессу, ты говоришь это. Завидное постоянство.
— Сложно реагировать иначе, — засмеялся Авилов.
Смех у него был некрасивым, глухим, будто бьют деревянной ложкой по глиняным горшкам. Войтович нахмурился и пристально вгляделся в лицо своего управляющего. Рыжий таракан — так между собой называли Авилова за более чем непритязательную внешность. Сергей Авилов часто пользовался своей неприметностью, вводя в заблуждение людей, которые привыкли в первую очередь обращать внимание на фасад, а уж только потом заглядывать внутрь. Неулыбчивое лицо, веснушчатая кожа, жидкие непонятного цвета волосики, скромная одежда — на первый взгляд не поймешь, кто стоит перед тобой: то ли посредственный бухгалтер, то ли одинокий профессор. На самом деле Авилов был преобразователем, фокусником, который создавал иллюзию, ловко превращая одну деятельность в другую. Он был трансформатором идей, самым лучшим организатором из тех, кого Войтович встречал на своем жизненном пути. Причем организовать Авилов мог все, что угодно: от мелкой преступной группировки до крупного бизнеса. Чем, впрочем, он и занимался. Авилов был актером, который играл несколько ролей в одной пьесе под названием «жизнь господина Авилова». В одном акте он исполнял роль примерного мужа и отца, во втором — являлся управляющим легального бизнеса Павла Войтовича, и уже за кадром кардинально менял свой облик — превращался в координатора организации, занимающейся исключительно наркобизнесом. Сейчас Авилов, читающий газету и возмущающийся тупостью людей, выступал в роли «честного» предпринимателя, так как они находились в главном офисе небольшой компании, в сферу деятельности которой входил продовольственный и ресторанный бизнес. Инвестиции, окупаемость, поставщики, персонал — список вопросов, которым было посвящено утро. Однако стоило перейти в соседнюю комнату, в которой можно было разговаривать без боязни быть подслушанным, тема беседы менялась, и Авилов становился иным. Исчезала видимая мягкость, в голосе появлялась резкость. Конечно, внешне он оставался все тем же, рыжим, скромный костюм не превращался во фрак, но, изменив манеру общения, Авилов-профессор исчезал, а на его месте появлялся Авилов-лидер, или дон Сержио, как его в шутку называл Войтович.
— Нет, ты подумай, — хмыкнул Авилов и в раздражении отбросил газету в сторону. — Некто умный составил рейтинг «ста самых сексуальных людей Москвы». Они рассмотрели кандидатуры всех пятнадцати миллионов и определили, что у одних зубы кривые, у других носы огромные, а у третьих задница не соответствует общепринятым стандартам?
— Переживаешь, что не попал в этот список? — улыбнулся Войтович.
Авилов почесал нос кончиком пальца и прищурился.
— Оскорбило глупое желание людей мериться друг с другом гениталиями. Ради чего они это делают?
— Ради ощущения собственной исключительности, — подсказал Войтович, которого начала веселить взволнованность Авилова.
Иногда Сергей терял бдительность и открывался. В такие минуты проглядывало его настоящее лицо, лишенное наглой самоуверенности и жесткости. Войтович не любил подобные всплески эмоций, однако терпел, так как знал, что у каждого человека имеется слабое место, которое всплывает наружу, будучи потревоженным неосторожным словом или действием. У Авилова слабым местом было понятие красоты, а также стоическая неприязнь к людям, которые восхваляют свои или чужие физические достоинства. Именно поэтому его бесила Ирма, которая пользовалась ярким лицом и соблазнительной фигурой для решения щекотливых бизнес-вопросов. Тем не менее он признавал ее компетентность и во многом подчинялся. Однако только потому, что восхищался разумностью и профессионализмом Ирмы, которая зачастую по расчетливости и изощренности превосходила самого Авилова.
— Ей надо было родиться мужчиной, — как-то сказал он Войтовичу.
— Тогда ты здоровался бы с ней за руку и пел дифирамбы ее чутью?
