Елена Яковлева - Уйти красиво
— Вы курите? — осведомился Медников.
— Курю.
— Тогда смолите со мной, — Медников достал из кармана красочную пачку импортных сигарет, предложил гостю и закурил первым.
Поздняков последовал его примеру. Сигареты оказались так себе, слабенькие.
Медников нервно затянулся.
— Мы познакомились с ней здесь, на телевидении. Я тогда только начинал по-настоящему работать, совсем незадолго перед этим закончил университет. И вот в нашей молодежной редакции появляется такое странное существо — юное дарование по имени Лариса Кривцова. Я потом узнал, что не такая уж она на тот момент была и юная — все-таки на четыре года старше меня, — но этого нельзя было заметить даже искушенным глазом. Все чувствовали, что у нее внутри буквально кипело от идей. Мы записывали какую-то юбилейную передачу, в которой речь шла о том, какая замечательная наша молодежь. Среди героев, как водится, были шахтеры, колхозники, космонавты, всякие там ударники комтруда. И вдруг среди них молодая писательница Лариса Кривцова, которая эпатировала публику уже тогда. В общем, мне, как говорится, выпала честь задать ей несколько дежурных вопросов. Ну, знаете, как водится: ваши творческие планы и в том же духе. Она ответила в свойственной ей насмешливой манере, и ее в конце концов из передачи вырезали. Потом она призналась мне, что очень удивилась, если бы ее оставили. Странно, но я почувствовал себя как будто бы ей обязанным, словно в том, что ее вырезали, была моя вина. В общем, как только у меня появилась возможность, я опять позвал ее на передачу. Она пришла, записалась, а потом мы долго сидели и болтали просто так, Бог знает о чем, и у меня было такое чувство, что я знаю ее тысячу лет. Прежде чем уйти, она взяла меня за руку и попросила: «Скажи, что будешь ждать меня всегда». Я, естественно, поддакнул, она засмеялась. «А теперь, — добавила она, — скажи, что я идиотка, навечно застрявшая в босоногом детстве». Я так и остался сидеть с открытым ртом. Мог ли я забыть такую женщину?
Медников обернулся к окну, судорожно сглотнул застрявший в горле комок и продолжал:
— А потом, представьте, она использовала эти самые слова, вложив их в уста одной из своих стервозных героинь. Она вообще довольно часто практиковала такие фокусы, потому что ни к чему и ни к кому не относилась серьезно. Показательно, как она поступила со своим предыдущим мужем Ковтуном. Вы его должны помнить: легкоатлет, олимпийский чемпион. Она его бросила, как только он перестал выступать из-за травмы. Все, вышел в тираж, прощай, Мишаня. Лично я не стал дожидаться, когда она так же поступит со мной… Она вообще никого и никогда не любила, была холодна, как мраморное изваяние, и никакой Пигмалион не мог бы вдохнуть в нее жизнь!
Поздняков слушал Медникова внимательно, не перебивая, с удивлением понимая, что в том говорит давняя и искренняя обида.
— Конечно, под конец нашей супружеской жизни мы страшно ругались, стычки случались и потом, после развода. Я называл ее удавихой. Черт, ужасно осознать, что потратил лучшие пятнадцать лет жизни на женщину, которая ни минуты тебя не любила. Однажды она это спокойненько подтвердила. Сказала: а кто ты такой, чтобы я по тебе сохла? Я, дескать, за всю жизнь любила одного-единственного и потому сбежала от него из-под венца. Но я думаю, что это она сказала, чтобы позлить меня, не было у нее такого романтического возлюбленного. Не было, и все! Ничего у нее не было за душой, кроме желания выдавать эти строчки и страницы! Ходячая пишущая машинка!
Поздняков уставился на Медникова, пытаясь понять, был ли в его словах тайный смысл. Догадывался ли он, от какого романтического возлюбленного Лариса сбежала прямо из-под венца? Похоже, что нет.
— В ту пятницу, на премьере, вы тоже поссорились? — спросил он, только чтобы заполнить паузу.
— А, мы постоянно ссорились, — махнул рукой Медников. — Но это вовсе не значит, что я что-то там против нее замышлял. У меня ничего подобного никогда и в мыслях не было.
«Вот к чему ты, оказывается, клонишь, — подумал Поздняков. — Хоть она была и стервой, я против нее ничего не имел!»
— И все-таки зачем вы приезжали к ней в то злополучное воскресенье?
— А, черт! — Медников извлек из пачки еще одну сигарету. — Была у нас одна затяжная тяжба. Я просил, чтобы она мне кое-что вернула, и она это наконец сделала. Не знаю уж, чем она в тот момент руководствовалась. Смею надеяться, в ней возобладал здравый смысл.
— И что же она вам вернула?
— Я буду с вами откровенен, но попрошу взамен, чтобы это осталось между нами, тем более что к самоубийству Ларисы сие не имеет ровным счетом никакого отношения. Речь идет о листке бумаги, паршивом листке бумаги, который оставался у Ларисы и который мог не то чтобы испортить мне жизнь, но, скажем так, несколько ее осложнить.
— Компромат? — осведомился Поздняков насмешливо.
Медников не уловил иронии.
— Ну уж, это, пожалуй, слишком громко сказано: компромат! Просто, как бы поточнее выразиться, я не хотел, чтобы одна глупая история была предана огласке.
— Какая история? — насторожился Поздняков.
— Да идиотская история! — взвился Медников. — Господи, каких только глупостей не наделаешь в юности.
— А поконкретнее?
Чувствовалось, что Медникову очень не хотелось вдаваться в детали. Наконец он с большим трудом собрался с духом:
— Было такое дело, уже давно, еще до перестройки… В общем, у меня возник конфликт с руководителем программы, и я… я написал письмо, которое… ну, не знаю, как сказать…
— Вы написали анонимку? — догадался Поздняков.
От напряжения Медников вспотел сильнее, чем в беспощадном свете юпитеров.
— Ну да, да, анонимку, если хотите, — произнес он раздраженно. — Только не стоит горячиться с оценками… Я бы посоветовал вам сделать поправку на время — тогда все было по-другому…
— Очень интересно звучит: поправка на время…
— Ладно, думайте что хотите. Да, руководителя программы сняли, про мою роль в этом деле никто не знал… И тут Лариса нашла черновик — я, как полный идиот, его не сжег. Что тут поднялось! Она стала меня прямо-таки поедом есть.
— Это случилось еще до вашего развода?
— Да, незадолго до развода, — нехотя подтвердил Медников. — Черт ее дернул заняться разборкой хлама на чердаке.
— И что потом?
— А то, что она затыкала мне этой бумажкой рот всякий раз, как я его открывал. Она меня ею размазывала, у меня был постоянный стресс по этому поводу. Она держала меня постоянно в напряжении.
— Поэтому при разводе вы все оставили Ларисе?
— Не совсем так, я просто не захотел затевать скандала, но в некоторой степени…
