Елена Арсеньева - В пылу любовного угара
И она с сомнением оглядела сначала Катю, потом Таню, которые вгрызались в бигмаки с такой сокрушительной напористостью, что становилось ясно: младшему редактору Людочке придется бежать в «Макдоналдс» еще раз. А может, даже и дважды.
– Слушайте, девчонки… – вдруг пробормотала Марина потрясенно. – А ведь я знаю… да, знаю, почему все произошло!
– По-э-у? – в унисон издали некие звуки Катя и Таня, слаженно жуя.
– Тебе, Катя, мэровский заводик аукнулся.
Девушки так и застыли с открытыми ртами. Переглянулись. Снова принялись жевать, но уже задумчиво. По всему было видно: то, о чем говорила Марина, им понятно, и они вполне допускают правомерность версии начальницы. Но Алёна-то ничего не понимала, поэтому потребовала объяснений. И вот что она услышала.
Оказывается, еще зимой Катя написала материал, очень острый и дерзкий, в котором просто-таки обрушилась на мэра города. В последнее время в Нижнем стали активнейшим образом ломать асфальт на тротуарах и мостить их брусчаткой. Всю Покровку – главную пешеходную улицу города – замостили тоже. (Кстати, Алёне новая мода казалась порядочной дурью. Сколько набоек от своих высоких каблуков она оставила в бороздках между брусчаткой, сколько раз ногу там подвернула! Но, как говорится, против лома нет приема. Приходилось терпеть и постепенно переходить на низкие каблуки).
Но Катя писала отнюдь не о женских ножках и каблучках, а о том, что расчистка льда зимой на тротуарах ведется старым дедовским способом, не используются ни соль, ни песок, ни современные химические реактивы, ни тем паче подогрев тротуаров. Просто выходят дворники на улицы и колотят ломами лед, разбивая и его, и брусчатку. Натурально, по весне происходит ее замена, причем не только разбитой, но и весьма большого участка вокруг. Катерине удалось узнать, что коммунальный отдел мэрии теперь принципиально не отпускает никаких антигололедных, так сказать, средств в жилконторы и домоуправления, поэтому тем и приходится использовать труд дворников. А на брусчаточном заводике она отыскала человека, который ей сказал, что заказами эта мэровская игрушка теперь обеспечена выше крыши, и в отделе планирования нарочно составлен график пере мощения улиц. То есть не первичной замены тротуаров, а повторной. В основном повторной! Выводы, которые приходят в голову любому человеку, умеющему мыслить связно, Катя и изложила в статье.
«Короче, почти по Гоголю: „Оно чем больше ломки, тем больше означает деятельность градоправителя!“ – подумала Алёна, выслушав работницу прессы.
Ожидалось, что поднимется шум и против «Карьериста» начнется крестовый поход власти. Марина приготовилась отражать нападки мэровской камарильи и защищать Катерину. Но ничего подобного не случилось! То есть от возмущенных народных масс письма шли сплошным потоком – как электронные, так и «живые». Разумеется, возмущались читатели не статьей, а мэром. Однако власти предержащие молчали. И постепенно все затихло. Получился, как сказала Марина, ожидавшая скандала, семипудовый пшик. Однако через какие-то каналы до редакции дошла весть о том, что мэр очень сильно разгневался-таки и не полез в драку только по зрелом размышлении, однако кому-то из «ближних людей» посулил, что достанет-таки и Катерину, и «Карьерист».
Ну что ж, версия выглядела правдоподобной. Катя немедленно начала чувствовать себя узником совести и невыносимо задрала нос. Марина утирала слезы умиления. Робкая попытка Алёны выразить сомнение была с негодованием отметена.
Писательница поняла, что здесь, в редакции, в этой атмосфере вспыхнувшей борьбы за права человека ей больше делать нечего, а потому тихонько и незаметно слиняла. И пошла себе домой, притормаживая под каждым сиреневым кустом и размышляя о неувязках, которые так и выпирали из «мэровской версии».
С одной стороны, конечно, уши у всех начальников длинные, вполне могут расслышать и то, что говорит, и то, какие распоряжения отдает начальник городского следственного управления. С другой стороны… как-то мелко все выглядело, похищение это, и отдавало очень большой самодеятельностью. Будь Алёна мэром, уж она нашла бы более конкретный и весомый способ расквитаться с обидевшей ее газетой. И не один! А тут какой-то фарс, правильно Катя говорила. Не похищение, а пародия. Что-то здесь не так… То есть здесь не так все! И без Муравьева не разобраться, пожалуй. Конечно, девчонки напишут заявление на Москвича и его черноглазого сообщника, но что-то подсказывало Алёне, что делу вряд ли будет дан надлежащий ход. Ничего ведь особого не случилось. Ну и поднимет шум «Карьерист»… А толку-то?
И в самом деле, явно не обойтись без Муравьева. Все-таки не только журналистки едва не стали жертвами в очень странной истории, могла пострадать и Алёна Дмитриева. Однако есть и другая сторона. Разумеется, она может присовокупить свое заявление для усиления, так сказать, впечатления. Но тогда придется объяснять присутствие в своей квартире незарегистрированного газового пистолета. Как бы тут не вышло классического – пошли по шерсть, а вернулись бриты. В том смысле, что можно ведь подлететь под очень крупный штраф. Оно ей надо?
А вот и ее двор. Алёна постояла под сиренью и поблаженствовала. Чудесный аромат! И вот-вот жасмин зацветет… Наверное, сегодня музыку не стоит включать вечером – в прошлом году в это время соловьи пели прямо тут, во дворе, в вершинах берез. Вдруг и сейчас удастся услышать их голоса?
Наша героиня медленно поднялась на крыльцо и остановилась, роясь в сумке в поисках ключа от домофона и оглядываясь на сирень и березы. Тут домофон вдруг пискнул, и дверь открылась. В проеме стояли два человека в милицейской форме.
– О, как здорово, что вы меня впустили, – улыбнулась Алёна. – Разрешите пройти?
– А вы случайно не гражданка Ярушкина из семнадцатой квартиры? – спросил один из милиционеров, тот, что повыше ростом и смуглый.
– Она самая, – сказала Алёна. – А что? Какие-то проблемы с охраной? Вы из отдела охраны?
– Да нет, мы из райотдела, – сообщил смуглый. – Младший лейтенант Скобликов. Скажите, гражданка Ярушкина, у вас есть разрешение на ношение огнестрельного оружия?
– Господь с вами! – изумилась Алёна. – Ни разрешения, ни…
– Если нет разрешения, почему вы его храните? – перебил Скобликов.
– Что я храню?! – вытаращила глаза Алёна.
– Огнестрельное оружие, – терпеливо повторил Скобликов. – Поступило заявление. Позвольте пройти в вашу квартиру, гражданка Ярушкина. Дело серьезное, и на улице его мы решать не будем.
И он сделал приглашающий жест, пропуская Алёну в подъезд.
